– Вот что я предлагаю, – Вилли сломал лед недоговоренности, – давайте заключим сегодня устный договор, только мы трое.

– Устные договоры не имеют юридической силы в вопросах недвижимости, – уточнил Джейк.

– Вы не испытываете ненависти к адвокатам? – Карла обратилась к Вилли.

– К большинству из них, – ответил он и уже серьезно добавил: – Оно будет иметь силу, если мы так решим. Давайте скрепим рукопожатием нашу секретную сделку, а после суда найдем адвоката, который составит нам письменный договор. Идите-ка вы, друзья, в банк, оформляйте ссуду под залог дома, и мы покончим с делом за три месяца.

Джейк с Карлой переглянулись и на миг замерли, словно идея была абсолютно новой. На самом деле они много раз обсуждали ее до изнеможения.

– А если нам не дадут ссуду? – предположила Карла.

– Не смешите меня. Любой банк в городе выдаст вам деньги под залог этого дома.

– Сомневаюсь, – покачал головой Джейк. – Их всего четыре, и против двух из них я вел дела.

– Послушайте, дом стоит двести пятьдесят тысяч, и всем банкам это известно.

– Я думал, он стоит двести двадцать пять, – вставил Джейк, быстро взглянув на Карлу.

Вилли выпил глоток вина, с довольным видом причмокнул.

– Да, стоил, недолго. Но вы не заглотали наживку в нужный момент. Если говорить начистоту, такой дом стоит четыреста тысяч, в Мемфисе…

– Это мы уже обсуждали. Здесь не Мемфис.

– Хорошо. Но двести пятьдесят – более разумная цена. Так что дом стоит двести пятьдесят.

– Странный способ продавать, Вилли, – сказал Джейк. – Если вам не удается получить назначенную цену, вы ее поднимаете?

– Я не собираюсь ее больше поднимать, Джейк, если, конечно, на горизонте не появится какой-нибудь богатый врач. Двести пятьдесят. Это честная цена, и вы это знаете, ребята. Ну, давайте пожмем друг другу руки.

Джейк и Карла долго смотрели друг на друга, потом она медленно протянула руку Вилли.

– Молодец, девочка, – сказал Джейк.

Сделка была заключена.

Единственным звуком в палате было тихое жужжание монитора где-то сзади над головой. Единственным светом – красные огоньки электронных цифр на экране, отсчитывающих его жизненные показатели. Поясницу ломило, и Лонни попытался немного сменить положение тела. Через капельницу в кровь поступала прозрачная, но сильнодействующая жидкость, которая снимала боль. Сознание то уходило, то возвращалось, но не более чем на несколько мгновений, потом снова меркло.

Он потерял счет дням и часам. Телевизор выключили и унесли пульт. Медикаменты были настолько сильными, что даже самые беспокойные сестры не могли разбудить его ночью, хотя и старались.

Ненадолго приходя в себя, он понимал, что в палате происходит какое-то движение – санитары, сестры, врачи, много врачей… Иногда слышал, как они разговаривают между собой тихими мрачными голосами, тогда Лонни казалось, что он уже умирает. Развитие инфекции, названия которой он не мог даже произнести, не то что запомнить, удалось остановить, и теперь врачи боролись за то, чтобы покончить с ней. Сознание то меркло, то возвращалось.

Незнакомец появился беззвучно и коснулся поручня, ограждающего кровать.

– Энсил, – сказал он тихим, но сильным голосом. – Энсил, вы слышите меня?

Глаза Лонни широко открылись при звуке его настоящего имени. У кровати стоял пожилой человек с длинными седыми волосами, в черной футболке. То же самое лицо, опять.

– Энсил, вы слышите меня?

Ни один мускул не дрогнул на лице Лонни.

– Вас зовут не Лонни, мы знаем это. Вы – Энсил. Энсил Хаббард, брат Сета. Энсил, что случилось с Сильвестром Риндсом?

Как бы ни был напуган, Лонни не пошевелился. Он уловил запах виски, такой же, как накануне.

– Что случилось с Сильвестром Риндсом? Вам было восемь лет, Энсил. Что случилось с Сильвестром Риндсом?

Лонни закрыл глаза и глубоко задышал. Несколько секунд он был без сознания, потом у него дернулась рука, и он открыл глаза. Незнакомец исчез.

Лонни вызвал медсестру.

Когда супруга была жива, судья Этли и миссис Этли в течение восьми лет, без единого перерыва, посещали воскресные службы в Первой пресвитерианской церкви. Пятьдесят два воскресенья, восемь лет. Гриппозный вирус прервал эту неизменность. Жена умерла, и судья как-то растерялся, начал раза два-три в год пропускать службу. Но не часто. Он был такой важной фигурой для церкви, что его отсутствие не проходило незамеченным.

В воскресенье, накануне открытия процесса, он в церковь не пришел, и Джейк, увидев это, позволил мыслям отвлечься от службы. Может, старик заболел? Если так, будет ли начало суда отсрочено? Как это отразится на его, Джейка, стратегии? Десятки вопросов – и ни одного ответа.

После службы Джейк со своими девочками поехал в Хокат-хаус, где Вилли на заднем крыльце готовил еду. Это он настоял, чтобы новые владельцы пришли в гости, заявив, что хочет познакомиться с Ханной и показать ей дом и сад. Разумеется, в строжайшем секрете. Джейк с Карлой предпочли бы пока не посвящать дочь в это дело, но в своем радостном предвкушении не удержались. Ханна пообещала никому не выдавать чрезвычайно важный секрет.

После экскурсии, во время которой Ханна придирчиво выбирала себе будущую комнату, они расселись на террасе за дощатым деревенским столом, на котором уже стояли французские тосты и омлет. Вилли перевел разговор с дома на предстоящий процесс. Исподволь, незаметно – в нем снова взыграл журналист – нащупывал он острые углы и чувствительные точки.

Дважды Карла метнула предупреждающий взгляд на Джейка. Тот, впрочем, и сам понимал, что происходит. Когда Вилли спросил, можно ли рассчитывать, что всплывут свидетельства интимных отношений между Сетом Хаббардом и Летти Лэнг, Джейк вежливо ответил, что не может обсуждать этот вопрос.

Неловкость усугублялась по мере того, как Джейк делался все более молчаливым, между тем как хозяин продолжал болтать о слухах, которые до него доходили. Правда ли, что Летти предложила разделить деньги и заключить соглашение? Джейк твердо заявил, что не вправе это комментировать, слухов ходит предостаточно. А когда Вилли настойчиво вернулся к вопросу об «интимных отношениях», уже не выдержала Карла:

– Ради бога, Вилли, здесь семилетняя девочка!

– Да, конечно, простите.

Ханна не пропускала ни слова.

Через час Джейк взглянул на часы и сказал, что ему нужно в контору – предстоят долгий день и долгая ночь. Вилли налил всем еще кофе, гости выпили, поблагодарили за гостеприимство и положили салфетки на стол. Минут пятнадцать ушло на то, чтобы вежливо попрощаться.

Когда они отъезжали, Ханна, глядя на дом через заднее окно машины, сказала: