Путешествуя по большим и малым городам Европы, Мигель хранил Пуэрто-Рико в своем сердце как некий далекий идеал, не имеющий ничего общего с унижением человеческого достоинства и его причастностью к нему. «Я пробовал освободить их», — успокаивал он сам себя, прекрасно сознавая ничтожность этих попыток. Юноша надеялся, что последний год не прошел для него даром и он кое-чему научился. Он вспомнил собиравшихся в аптеке у дона Бенисьо приятелей и доктора Бетансеса — человека, осмелившегося отстаивать свои убеждения и ценимого за реальные заслуги. Ступив на землю любимого острова, Мигель поклялся вернуться на поле боя, покинутое им трусливо и без борьбы.

В порту оказалось много солдат. Они бросали подозрительные взгляды на мужчин, женщин и детей, держа винтовки наготове, согнув пальцы на курке, на бедре покачивались сабли и шпаги. Мигель вспомнил, что солдат задействовали обычно тогда, когда местное правительство опасалось волнений, спровоцированных происшедшими за пределами острова событиями. Когда он был в Англии, стало известно, что Конфедерация потерпела поражение и ее конец неминуем. Рабство в огромной стране к северу от Пуэрто-Рико ушло в прошлое, и молодому Аргосо Ларрагойти даже показалось, что наконец-то пробил час Антильской федерации, о которой говорил Бетансес. В Испании и Франции он познакомился с пуэрториканцами, которые продолжали обсуждать болезненные проблемы, знакомые ему по кружку в аптеке Бенисьо и тайному обществу. Но, как и на острове, Мигель предпочитал держаться в стороне: открыто борьбу за независимость и отмену рабства не осуждал, но и в поддержку не высказывался.

Начинавшиеся за причалом городские улицы были запружены изнывающими под палящим солнцем людьми и лоснящимися, вонючими животными. Мигель еще не успел понять, что к чему, как угодил в навозную кучу. Через мгновение перед ним словно из-под земли появился мальчишка и принялся чистить его дорогие туфли из кордовской кожи.

Мигель протянул мальчугану монету, и тот схватил ее своей чумазой ручонкой.

— Да поможет вам Бог, — прохрипел он, напоследок еще раз проведя по туфлям щеткой, и исчез в толпе до того, как Мигель успел спросить его, где находится гостиница дона Тибо.

Теперь он смотрел под ноги, обходил навозные кучи и оставленные недавним ливнем лужи. Миновав повозку с севильской плиткой, Мигель обогнул тощую спящую собаку, у которой ребра выпирали сквозь покрытую волдырями кожу с клочками грязной, спутанной шерсти.

Гуарес был городом маленьким. Скелет второго причала, подобно первому, вытянулся за скалистым мелководьем.

Ни одно здание вдоль береговой линии не было завершено. Стройку забросили до окончания сафры, из-за чего город казался неопрятным, запущенным и раздробленным. Виднелись каркасы деревянных строений с пересекающимися под острым углом и упирающимися в хмурое небо балками. Каменные ступени вели к не облицованному плиткой крыльцу, железные прутья торчали из недоделанных цементных стен, как стебли железной травы. Яркие вывески зазывали воспользоваться услугами портного, модистки и парикмахера, заглянуть в бар, скобяную лавку, на телеграфную станцию и в бакалейный магазинчик. Банк и аптека расположились недалеко от дома со скромной табличкой: «Д-р Йохан Ван Акарт, д-р Максимус Дифедорф». Два врача на один город — такое не часто встретишь. Имена они на испанский лад еще не изменили — значит, перебрались на Пуэрто-Рико недавно.

Мигель остановился рядом с мальчишкой, сидевшим на обочине тротуара:

— Не подскажешь, как найти гостиницу дона Тибо?

— Вон там. — Мальчуган вяло махнул рукой, указывая то ли прямо, то ли налево.

— Могу ли я вам чем-то помочь, сеньор? — послышался сзади голос.

Дородный молодой мужчина в знак приветствия снял шляпу с самодовольным видом человека, который если и готов снизойти до знакомства, то непременно с сеньором одного с ним круга. Одет он был так же тщательно и элегантно, как и Мигель, разве что был выше ростом и крупнее. Ни дать ни взять местный житель, заискивающий перед потерявшимся туристом.

— Вы очень любезны. — И Мигель спросил у него дорогу к гостинице дона Тибо.

— Я могу проводить вас немного. — Молодой человек протянул руку. — Мануэль Моралес Моро, к вашим услугам. Все зовут меня Маноло.

— Очень приятно, Мигель Аргосо Ларрагойти.

Маноло вскинул брови:

— С гасиенды Лос-Хемелос?

— Да. — Мигель объяснил, почему оказался в городе один, и упомянул о предложении капитана.

— Нет, друг мой, к дону Тибо вы не пойдете. И речи быть не может, — заявил новый знакомый. — Ваш дядя и покойный отец, да упокоятся они с миром, были очень дружны с нашей семьей. Мой отец Луис Моралес Фонт владеет Сан-Бернабе, фермой рядом с Лос-Хемелосом. А ваш отчим часто навещает отца и заботится о нем, после того как с ним случился удар. Нет-нет, здесь и говорить не о чем, вы переночуете у меня. Уверяю, такой стол и кров нашему французскому соседу и не снился.

— Мне бы не хотелось обременять вас…

— Что вы! Не стоит беспокоиться! Вы нас премного обяжете! Тем более Ангустиас будет рада узнать последние новости с континента. Вы же знаете, женщин чрезвычайно волнует происходящее в Европе. Мы, мужчины, интересуемся положением дел дома.

Мигеля несколько смутила фамильярность Маноло и то, как он дергал его за локоть, чтобы новый знакомый не угодил в лужи.

— Неудивительно, что вы потерялись. Гуарес быстро растет — спасибо королю-сахару, — не унимался Маноло. — Еще три года назад наш порт не мог принять большие торговые и пассажирские суда, например такой, на котором вы прибыли, но сейчас его расширили.

Молодые люди вышли на площадь: церковь стояла напротив внушительного вида правительственных зданий, украшенных пышными гербами и испанским флагом огромных размеров. Коммерческие учреждения вытянулись вдоль двух других сторон площади. Маноло пояснил, что местные землевладельцы и предприниматели возводят свои дома вдоль главных дорог, лучами отходящих от центральной площади по направлению к сельской местности.

Улица, где жил Моралес, протянулась на три квартала позади правительственных зданий. Аллеи неухоженных деревьев вели от недавно отстроенных домов к скопищу беспорядочно разбросанных лачуг и обветшалых сараев. Городскую бедноту, кампесинос и либертос, которые обитали в этих местах до того, как город начал расти, оттеснили подальше — на окраины, военную дорогу, болота или крутые холмы.

— Эти районы как бельмо на глазу, — сказал Маноло, заметив интерес Мигеля. — Городские власти делают все возможное, чтобы снести их и освободить место для приличных людей.

Вы хотите сказать — богатых? — спросил Мигель.

— Простите?

— Живущие там люди бедны. Их плачевное существование — вот что неприлично, — ответил Мигель.

— Конечно, — кашлянул Маноло. — Ужасно, что они выбирают такую жизнь. Так, вот мы и пришли.

— Позвольте познакомить вас с женой и ее матерью.