Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бекшеев четко уловил момент, когда на поляне появился чужак.
Захотелось обернуться. И желание было сильным настолько, что Бекшеев поддался ему.
Генрих.
Зима рассказывала о нем.
Еще сказала, что он слишком болен, чтобы убивать кого-то… ошибка. Им казалось, что убийца один. А они вот вместе. И этот высокий. Худой. Кожа желтая, болезненная, благо, пока он валялся, совсем рассвело. И видно окрест неплохо.
Желтая кожа – это не про чахотку, это печень отказывает.
Печень к чахотке отношения не имеет. А вот то, как он руку держит, чуть вывернув, прижимая к боку, как идет, чуть прихрамывая, косолапя, говорит о том, что кости повреждены. Все-таки туберкулез?[2] Тоже случается. И да, оружие Генрих не удержит.
Но ему самому и не за чем.
Взгляд…
Бекшееву еще подумалось, что не зря люди боятся магов. Не в суевериях дело, не в косности, а в страхе, что кто-то вроде этого полумертвого немца может взять и просто забраться тебе в голову.
Давить.
Заставлять согнуться в поклоне.
Но Бекшеев выдержал. И не согнулся. Наверное, это было неразумно, точнее наверняка неразумно, но… он выдержал.
- Сильный, - сказал Генрих с чувством глубокого удовлетворения. – А с виду и не скажешь. Сейчас точно получится.
- Оживить мертвецов?
- Дать шанс живым, - он ответил спокойно. А вот Михеич застыл с полусогнутой спиной. И во взгляде его, обращенном на Генриха, читалось то же обожание, что и во взгляде собак, глядящих на самого Михеича.
Менталисты.
В Думе как-то поднимали инициативный проект, согласно которому дар менталиста подлежал частичной блокировке или ограничению. И Бекшееву казалось это неправильным, несправедливым, ведь человек не виноват, что Господь наградил его таким вот даром.
Да и как же равенство?
Конституция?
И государственные гарантии прав?
А теперь вот… у менталиста глаза тоже желтизной отливают. И оскал волчий совершенно.
- Он верит… - тихо произнес Бекшеев.
Взгляд он выдержал. И менталист, моргнув, оскалился.
- Верит, что его дочери вернутся. Что ты их вернешь.
- Не я.
- Это ведь невозможно.
Молчание.
Для этого некромант и нужен? И Софья… они используют Софью, чтобы заставить некроманта… что? Открыть врата в мир мертвых? Обратиться к древней языческой богине, которая держит души ушедших? Нормальный человек сразу поймет, сколь безумен этот план.
Нормальный.
Нормальных здесь не было.
- Чего вы ждете? – поинтересовался Бекшеев.
- Невесту, - менталист взмахом руки отпустил или отогнал Михеича. Когда его зацепил? Он ведь в сознании, этот косматый мужик звероватого вида. И вполне отдает себе отчет в происходящем. А значит, меняли его долго, исподволь, превращая… в кого?
- Объяснишь? Раз уж время есть.
- Монолог злодея? Это пошлость.
- Ты хорошо говоришь по-русски.
- Я русский. По крови. Когда-то давно наши предки вынуждены были покинуть эти земли…
Генрих прикрыл глаза.
- Ты умираешь.
- Скажи мне то, чего я не знаю.
- Ты… надеешься, что обманешь смерть?
Пожатие плечами. И насмешка. Часть игры. Осторожнее… он опытный охотник. И эта игра нужна совсем не для того, чтобы занять себя. Он ловит Бекшеева на его желание знать.
На азарт.
На… дар?
- Просчитать вероятность? – поинтересовался Бекшеев. – Того, что твой план дерьмо?
- Мне казалось, князья не выражаются подобным образом.
- С кем поведешься… - Бекшеев развел руками и шею потер. Затекла. Хотя вот тело ощущается, что уже неплохо. – Компания у меня в последнее время была такая… своеобразная. К слову, ты потом бежать собрался? Дальше здесь оставаться опасно. Вычислят. Если не уже… военные, конечно, не особо умны, зато их много. И лес прочешут мелкой гребенкой.
Генрих поморщился. Ему не понравилось упоминание военных.
- Хотя кому, как не тебе, тропы знать… перейдешь на ту сторону. Прихватишь с собой деньги, благо, есть запас… кстати, почему товар не стал брать? Мальчишка ведь доложился тебе о той четверке? И тела притащил… куда-то сюда?
- Бестолковый щенок. Он не понимает…
- Расскажи.
Это прозвучало правильно. Просьбой. И Генрих кивнул. Правда, сперва вытащил из нагрудного кармана часы, круглые и на цепочке. Старинные. Крышка их была украшена гербом, смутно знакомым, поближе бы рассмотреть.
Но не позволят.
Вздох.
И тихое:
- Мой наставник… мой наставник и брат… был последним из рода… из некогда великого славного рода, корни которого уходят в вечность, - желтоватые пальцы обхватили часы, сжали, будто желая раздавить. – Издревле… был обычай… порядок… правило…
Вдох.
И выдох.
- Мне выпала великая честь – служить роду. Это не просто служба… мы росли вместе. День за днем, час за часом. Я видел, как раскрывается его дар. Великий, равного которому не было… отец учил его, а он учил меня.
- И оттачивал на тебе свое мастерство?
- Это часть пути.
- Что за путь?
- Рода. Крови. Не перебивай, - Генрих провел пальцами по расколотому циферблату. Трещина была тонкой, едва заметной. – Твои вялые попытки воздействия… это даже не смешно.
- Это скорее любопытство.
- Ты и близко не менталист. Но ладно… наш отец отдал много сил, чтобы вырастить нас достойно… он вывел нас на первую охоту. Он помог одолеть добычу…
- Человека?
- Ублюдка, приговоренного к смерти. У него был и нож, и револьвер, и три часа свободы, чтобы уйти. У брата – лишь дар… и он одержал победу. В двенадцать лет!
- А тебе было сколько?
- Сейчас ты испытываешь отвращение. Восемь.
- Это нормально.
- Для обывателей. Или для тех, кто привык прикрывать нормальностью собственные слабость и никчемность. Для черни, возомнившей, будто она и вправду равна…
А его задевает это.
До сих пор.
- Но да, мы вкусили человеческую плоть, и с ней обрели истинную силу. Мы принесли дар семейному древу. И боги благословили нас…
- И часто вы потом… охотились?
- Отнюдь. Это не развлечение. Это… ритуал. И жертва должна быть достойна…
- Из меня хреновая жертва, - предупредил Бекшеев. – Я далеко не уйду.
Усмешка.
И… да, Бекшеев останется здесь. А вот играть в игру станут с… кем? С Васильком? С Тихоней?
- Когда-то давно, наш далекий предок, одолев великана Огаха, вырвал сердце его и разделил со своей дружиной, как после разделил и печень, и мозг. И тогда-то каждый воин, присягнувший предку, обрел великую силу… и