Ему было достаточно бросить беглый взгляд на фотороботы, чтобы опознать этих людей.

– Мужчина – Гельмут Грассер, – сказал он. – А женщина – Корина Визнер, тоже приемный ребенок семьи Финкбайнеров, как и ее муж Ральф Визнер, управляющий холдинга Финкбайнера. Корина и он – самые надежные солдаты черной армии Финкбайнера. Официально она является руководителем администрации «солнечных детей», но в действительности возглавляет «тайную полицию» педофильского кольца. Она в курсе всех дел, отличается небывалым хладнокровием и абсолютной беспощадностью.

Речь Гельмута Грассера в течение четверти часа лилась, как вода из водопада. Обрадовавшись, что наконец нашлась внимательная публика, он стал рассказывать о своем печальном, лишенном любви детстве в различных приемных семьях и детских домах, о психически нездоровой матери, родившей его в шестнадцать лет и отвергшей как нежелательный продукт насилия. Наконец Ведомство по делам молодежи определило его к Финкбайнерам, и там он впервые в своей жизни узнал, что такое любовь и забота, но он всегда оставался ребенком второго сорта. Поскольку он имел мать, Финкбайнеры не могли его усыновить или взять к себе как приемного ребенка. Он вырос в детском доме «Общества солнечных детей» и делал все, чтобы завоевать признание тех, к числу которых так хотел принадлежать. Но дети Финкбайнеров, которые были младше его, смотрели на него сверху вниз, бессовестно использовали его стремление добиться их расположения и издевались над ним. Грассер не был женат и жил со своей матерью в одном из домов на территории, принадлежавшей Финкбайнерам, в Фалькенштайне, непосредственно по соседству с людьми, на которых он вот уже тридцать лет молился и которые, как и раньше, использовали его преданность в своих собственных целях.

– Хорошо, – прервал его наконец Боденштайн. – Что произошло с Ханной Херцманн и Леонией Вергес?

– Херцманн я должен был немного припугнуть, чтобы она прекратила все вокруг разнюхивать, – признался Грассер. – Но ситуация немного вышла из-под контроля.

– Немного вышла из-под контроля? – Боденштайн повысил голос. – Вы жесточайшим образом расправились с женщиной и едва ее не убили! И после этого запихнули ее в багажник, обрекая тем самым на смерть!

– Я сделал только то, что от меня потребовали, – защищался он, и в его темных глазах промелькнуло подобие сочувствия. Он явно считал себя не преступником, а жертвой. – У меня не было другого выхода!

– Выход есть всегда, – возразил Боденштайн. – Кто потребовал это от вас?

Грассер был достаточно умен, чтобы возненавидеть свою зависимость и постоянные унижения, но в то же время слишком слабоволен, чтобы освободиться от этого. Свои действия он оправдывал перед собой тем, что он всего лишь выполнял приказы. За свою гордость, оскорбляемую на протяжении всей его жизни, он беспощадно мстил более слабым.

– Кто потребовал это от вас? – повторил свой вопрос Боденштайн.

Грассер знал, что ложь ему ничего не даст, и ухватился за возможность наконец расквитаться со своими мучителями.

– Корина Визнер. Она является моим непосредственным боссом. Я делаю то, что она мне велит, и не задаю никаких вопросов.

Зажужжал телефон Пии. Она взглянула на дисплей и увидела номер Ганса Георга, крестьянина из Лидербаха, который всегда прессовал для нее сено. Наверное, он хотел ей сообщить, что скосил траву. Это может подождать.

– Это Корина приказала вам сделать запись того, как вы насиловали Ханну Херцманн? И она же дала вам задание довести до состояния смертельного обезвоживания Леонию Вергес, записав это на камеру? – спросил Боденштайн резко.

– Не она непосредственно, – возразил Грассер. – Она не говорит мне конкретно, что я должен делать.

– Так, а что же тогда? – Боденштайн наклонился вперед. – Вы только что сказали, что вы делаете только то, что вам говорят!

– Ну, да. – Грассер пожал плечами. – Мне говорят, что я должен сделать то-то и то-то. Но как я это буду делать, она предоставляет решать мне самому.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– К идее инсценировать полицейский контроль я пришел сам. – Грассер, казалось, испытывал чуть ли не гордость. – Через Интернет я раздобыл для этого весь реквизит, это не проблема. И это всегда срабатывает. Иногда мы занимаемся этим просто для развлечения, получаем немного денег и все.

– А что с видеосъемкой? – спросила Пия.

– Всегда находится немало людей, которым этого хочется, – ответил он.

– Хочется чего?

– Ну, как? Посмотреть, как кто-то умирает. То есть по-настоящему, а не в изображении актеров. – Грассер был абсолютно спокоен. – За такой фильм, как с этой теткой с телевидения, легко получишь пару тысяч.

Крёгер уже рассказывал о так называемых триллерах с реальным убийством. Пия сама никогда не видела таких фильмов, но знала, что в Интернете, в IRC-чатах, на сетевых телеконференциях, в закрытых группах пользователей предлагаются фильмы, в которых якобы демонстрируются реальные убийства с полной продолжительностью, которые часто становятся противоестественной кульминацией самых жестких порнографических сцен. Сюда же относятся экзекуции, пытки, убийства младенцев и детей в наборе с детской порнографией.

Грассер описывал свои омерзительные действия, так смакуя подробности, что Пие стало плохо. Он представлялся ей гориллой в период течки, которая барабанит кулаками по своей грудной клетке.

– Нам достаточно фактов, – прервала она описание нападения на Ханну Херцманн. – Что произошло с девушкой? Как она попала в реку?

– Подождите, всему свое время, – ответил Грассер, наслаждаясь тем, что он впервые оказался в центре внимания, так как жизнь всегда отводила ему лишь второстепенную роль.

Сославшись на звонок, Пия вышла из переговорной комнаты. То, что этот тип смотрел на нее так, будто раздевал ее глазами, после всего того, что она уже сегодня пережила, переполнило чашу ее терпения.

Выйдя, она прислонилась к стене, закрыла глаза и стала глубоко вдыхать и быстро выдыхать воздух, чтобы чрезмерно не насытить легкие кислородом.

Какие же есть на свете мерзкие, больные люди!

– Привет! У тебя все в порядке? – Кристиан Крёгер вышел из маленькой комнаты, которая находилась между помещениями для допроса. Оттуда через алюминированное стекло можно было следить за допросами. Пия открыла глаза и посмотрела в его озабоченное лицо.

– Я не могу больше ни секунды выносить этого типа! – выкрикнула она. – Меня туда не затащат больше и десять лошадей.

– Я возьму это на себя. – Кристиан сочувственно провел рукой по ее плечу. – Остальные сейчас находятся в комнате для слежения за допросами, иди к ним и просто слушай.

Пия выдохнула.

– Спасибо, – сказала она.

– Ты сегодня уже что-нибудь ела? – спросил Кристиан.

– Нет. Попозже. – Пия выдавила из себя улыбку. – Надеюсь, что скоро это все закончится.