уха. Стоявшие по обе стороны от него Аскари представляли собой убедительное доказательство их подготовки, вонзая свою сталь в живот и грудь.

В воздухе пахло потом и кровью, и эфиопы, удивленные силой и свирепостью нападения, отступили назад. Пенрод резко повернулся вправо. Слева от него сверкнула сталь. Он отшатнулся назад и почувствовал, как изогнутое лезвие рассекло ткань его куртки. Он парировал удары в бедро и плечо, пока нападавший использовал невозможные углы атаки, которые предлагал изогнутый клинок, и увернулся от стремительного контрудара Пенрода. На нем тоже был львиный ошейник.

Пенрод сделал выпад вперед, взмахнув саблей вверх с такой силой, что эфиоп не смог отразить удар щитом. Мерцающее стальное острие разорвало его от паха до грудной клетки. Он рухнул на землю. Пенрод сменил хватку и вонзил саблю в сердце мужчины.

Когда Пенрод вытащил свой клинок, он почувствовал какое-то движение слева от себя. На него надвигался пехотинец-мечник, а за его спиной вздымалась забрызганная кровью шамма. Клинок Пенрода на роковую секунду зацепился за ребра мертвого врага. Клинок, который должен был убить его, был направлен ему в шею. Затем человек упал назад и исчез в пыли. Пенрод обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как райдер Кортни опускает винтовку.

- На мне!- крикнул он, и Аскари отделились от остатков нападавших эфиопов. Аскари, не участвовавшие в атаке, открыли непрерывный залп из своих винтовок, и теперь их ряды пополнились людьми, спасшимися от безудержного бегства.

Большая часть эфиопских войск, обнаружив, что их путь затруднен, развернулась к северу от лагеря. Но из-за шатров, костров для приготовления пищи, животных и слуг их продвижение было затруднено. Никаких скоординированных попыток обойти позицию Пенрода с фланга предпринято не было. Еще несколько человек, некоторые из которых поддерживали раненых товарищей, возвращались назад под защиту винтовок Пенрода.

Ариам построил солдат в два взвода, и они начали отступать в полном порядке. Пенрод подозвал к себе сержанта.

“Когда вы освободитесь от преследования, разбейте своих людей на небольшие группы. Не используйте маршруты снабжения. Путешествуйте ночью, поставьте охрану днем и доберитесь до Асмары так быстро, как только сможете.”

Сержант отдал честь, затем, немного поколебавшись, протянул руку, и когда Пенрод пожал ее, он сказал:”

- Ступай с Богом” - ответил Пенрод, и Ариам присоединился к своим людям.

“Ты уже выиграл свой последний Крест Виктории?- Спросил Райдер. Рюкзак уже висел у него на плече. “Потому что я думаю, что нам пора убираться отсюда.”

- Король Умберто не выдает Крестов Виктории. Мне придется обойтись без подходящей пары, - холодно ответил Пенрод.

Винтовочный выстрел поднял между ними облако пыли. Эфиопы, которые разгромили Наззари и его людей, заметили очаг сопротивления и его источник и теперь находились в пределах досягаемости.

Пенрод поднял свой рюкзак. - Теперь мы можем идти.”

•••

Через два часа Райдер объявил привал под одиноким можжевельником. Тень будет служить им одновременно и убежищем от полуденного солнца, и небольшим укрытием от любых банд эфиопов, ищущих выживших в битве.

“Я не нуждаюсь в отдыхе, - сказал Пенрод.

Райдер протянул ему свою флягу. “А у тебя были друзья в той битве?”

Пенрод взял флягу и позволил себе сделать глоток воды. Он покатал его по губам, прежде чем проглотить, а затем сел в пыль рядом с Райдером.

“Я знал многих офицеров.”

Райдер не выразил соболезнования и не воспользовался случаем напомнить Пенроду, что он думает о европейских армиях, отправляющихся в колониальные авантюры. Вместо этого он выпил и аккуратно закрыл флягу пробкой.

- Белокурая девочка, которую ты видел в лагере, была моей дочерью - моей и Шафран.”

Пенрод отреагировал не сразу, но когда он заговорил, его голос был ледяным. “Неужели ты думаешь, что я с большей вероятностью спасу ее, зная это?”

Райдер глубоко вздохнул. “Нет. Я думаю, ты сделаешь все, чтобы спасти ее, замужем она или нет. Но, судя по нападению на мой лагерь, шансы у нас по меньшей мере шесть к одному. Если мы собираемся умереть, пытаясь спасти Эмбер, ты должен знать, что она осталась верна тебе, даже когда думала, что ты мертв.”

“Очень хорошо. Что вы можете сказать мне об этом человеке, который похитил ее?- Наконец спросил Пенрод.

Райдер поделился тем немногим, что знал сам. Как он встретил Билла в Аддисе и нашел его полезным и умелым помощником в лагере, но никогда не любил и не доверял ему. Он вкратце описал свое нападение на тропу, ведущую в Аддис-Абебу, перед началом Великого сбора и откровения доктора.

Пенрод внимательно слушал. “Значит, этот человек, который называет себя Питерсом, впервые появился в Чехии?”

“Если верить доктору, то да” - ответил Райдер, убирая фляжку в поясную сумку. - Но почему же?”

Пенрод только покачал головой, и они поднялись на ноги, но темное и, казалось бы, невозможное подозрение начало расцветать в его сердце. “Ты сказал ему, что я жив и нахожусь в Тиграе?- спросил он.

- Ты? Нет. Я сказал Шафран, что ты жив, а она сказала Эмбер, так что, наверное, он слышал, как мы с тобой встретились здесь. А что?”

Пенрод только покачал головой.

На вершине следующего холма Пенрод обернулся и посмотрел назад, на равнину адовы. Сначала ему показалось, что он видит густой туман, поднимающийся по склонам с обеих сторон поля боя. Он поднял свой полевой бинокль и посмотрел. Это был не туман, а дым. Эфиопы изгоняли всех итальянских солдат, оставшихся в поле, поджигая траву и растительность. Пенрод представил себе эту сцену: раненые, которым не дали спокойно умереть среди своих товарищей, но которые были вынуждены подняться на ноги из-за удушливого дыма, бредут через ужасную картину мертвых в объятия своих врагов.

***

Эмбер открыла глаза. В голове у нее стучало, и сначала она могла различить только узоры света и тени. Она лежала на какой-то кровати. Она попыталась пошевелиться. Она не была привязана, и, насколько она могла судить, ее конечности были целы. Она чувствовала боль и дрожь, а голова болела так сильно, что почти ослепляла ее. Она приподнялась и крепко зажмурилась, когда новая волна боли накрыла ее, затем очень осторожно провела пальцами по затылку, где боль казалась еще сильнее. Никаких опухолей, которые она могла бы почувствовать, и никакой крови.

Просто шишка, твердо сказала она себе.