Девон осмотрела сверток со всех сторон, сорвала веревку, которой он был перевязан и осторожно размотала материю.

Внутри оказались три старые тетради, исписанные выцветшими чернилами. Некогда они были переплетены в красную кожу с золотым тиснением, ныне потертую и потрескавшуюся. Отложив в сторону первую тетрадку, Девон раскрыла ту, что была помечена римской цифрой «два». Именно в этой тетради, как надеялась Девон, должны были скрываться записи повествовавшие о зрелых годах жизни Энни. На внутренней стороне обложки красивым почерком было выведено имя. Анна Мей Стаффорд.

Девон перелистывала страницу за страницей, пока не нашла то, что искала.

— Вот оно. Запись от первого ноября тысяча девятьсот тридцать девятого года.

«…Сегодня мне исполнилось сорок. Я хотела отметить этот день с самыми близкими друзьями, по неожиданно разразился страшный ураган. Я сидела у камина и отчаянно мерзла. Выглянув из окна, я, к своему большому удивлению увидела, что садовник которого я лишь вчера наняла на работу, как ни в чем не бывало копается в клумбе с розовыми кустами, не обращая ни малейшего внимания на холод.

Для меня было большим удовольствием наблюдать за тем как он работает. Поначалу мне казалось, что он не подходит для этой скромной должности — настолько он был высок ростом и мускулист, — и вот теперь я обнаружила, какими мягкими и даже грациозными могут быть движения большого сильного мужчины, когда он занят любимым делом. Такая же мягкость и доброта проглядывали в его больших темных глазах. Серхио Батисте сообщил мне, что по национальности он португалец. По-английски говорит плохо, по очень старается правильно выговаривать слова Нельзя сказать, что мистер Батисте красавец, однако в нем, несомненно, есть что-то мне близкое — может быть, печаль, которая присутствует в его взгляде очень одинокою человека и которую я с легкостью умею обнаруживать в людях, поскольку одинока сама…

Девон перелистнула несколько страниц и остановилась на той, которая была помечена вторым апреля тысяча девятьсот сорокового года.

«..Учу Сержа читать. Он ужасно гордый. Я знаю, чего ему стоило обратиться ко мне за помощью, Тем не менее, от этих занятий больше выгадываю я, чем он. Сколько радости мне приносят вечерние часы, когда мы вместе. По правде сказать, я с ужасов жду наступления того дня, когда он не будет больше нуждаться в моих услугах».

Девон заглянула дальше. Двадцать второе мая тысяча девятьсот сорок второго года.

«Мои любимый Серж я знаю, какие чувства ты испытываешь по поводу этой ужасной войны, но я, честно говоря, рада, что ты пока остаешься дома. Где-то решили, что в свои сорок восемь лет ты слишком стар, чтобы воевать, хотя мне в жизни не доводилось встречать более мужественного человека. Стоит мне только увидеть как ты в рубашке с короткими рукавами трудишься в саду, — и я начинаю испытывать сильнейшее желание. Ты разбудил во мне чувства о существовании которых я и не подозревала, ты разбудил во мне любовь. Дай мне Боже, силы, чтобы сказать об том вслух…»

Девон подняла глаза на Джонатана. От волнения у нее перехватило горло Она перелистнула еще несколько страниц и только потом заговорила.

— Посмотри, Джонатан, пустая страница. Единственная пустая страница во всей тетради. Она датирована двадцать первым сентября тысяча девятьсот сорок третьего года. Давай прочтем, что Энни написала на следующий день. Здесь всего три строчки «…Вчера я не стала ничего писать — нет слов, способных отобразить тот свет, который воссиял во мне. Когда ты пришел ко мне вчера ночью, рухнул старый мир и попарился новый. Мне не забыть дар любви, который ты мне преподнес».

— Кажется, дальше нам читать не следует, — тихо сказала Девон.

— Да, по-моему, все и так встало на свои места. Однако совершенно неожиданно дневник сам раскрылся на странице, где стояла дата пятнадцатое июля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года.

«…Мой чудесный, мой прекрасный Серж. Вот уже много лет как я беззаветно тебя люблю. И все эти годы ты хранил нашу любовь ничего не требуя для себя и отдавая все лучшее мне. Я готова кричать о своей любви, если ты только позволишь мне это сделать. Мне нет дела, что ты беден и занят разведением цветов в моем саду, о которых ты заботишься с тем же завидным постоянством, что и обо мне. И в жизни, и в смерти я буду принадлежать тебе — а ты мне, я уверена в этом. Ты — мой муж перед Богом, а я — твоя жена. То, что соединил Господь, ни один человек не в силах разъединить».

Девон захлопнула дневник и прижала его к сердцу. В глазах у нее стояли слезы.

Джонатан откашлялся.

— И что ты собираешься делать дальше? — спросил он, подавая ей две оставшиеся тетради.

— Положу дневник туда, где он лежал. Я достала его, чтобы узнать, какие чувства довелось испытать в жизни Энни Стаффорд.

Джонатан согласно кивнул. Он завернул тетради в промасленную ткань и уложил их в ямку под розовым кустом, после чего засыпал их землей.

— Теперь они вместе, — тихо сказал он.

— Да. — Девон повернулась и посмотрела на него. — Пусть покоятся с миром.

Эпилог

— Так ты думаешь, тебе удастся это осилить? — Джонатан подал Девон руку и помог ей перебраться через ограждение на палубу шестидесятифутовой морской яхты класса «Гаттерас».

— Поверь, я отлично себя чувствую. Меня не тошнит уже несколько недель, а глоток свежего морского воздуха никогда не помешает.

Джонатан положил руку на ее округлившийся животик. Девон была на пятом месяце, по это не очень бросалось в глаза.

— Море спокойное, — сказал Джонатан, — но ветер может подняться в любой момент. — Когда Девон забеременела, он стал заботиться о ней еще больше, чем прежде.

— Бога ради, Джонатан! Яхта имеет шестьдесят футов в длину, и на ней самое современное навигационное оборудование, какое только можно достать за деньги. Здесь три каюты, две ванные комнаты, туалеты — это не то что пускаться в плавание на каком-нибудь каноэ.

Она с улыбкой посмотрела на мужа, радуясь солнцу, соленому бризу и лазурному небу, по которому лениво ползли пушистые облака. Девон наслаждалась каждой минутой путешествия с того момента, как они выехали из дома.

— Эй, папочка, ты только взгляни! — Это кричал Алекс, который мчался к стоявшей у пирса яхте, сжимая что-то в руке. Его выздоровление потребовало времени и упорства, но, как только ребенок поверил, что снова сможет ходить, сеансы физиотерапии стали давать блестящие результаты.

Алекс перепрыгнул через леера и оказался рядом с ними.

— Смотри!

— Что это? — заинтересовался Джонатан.

— Раковина! — Мальчик с гордостью продемонстрировал свою добычу. — Продавщица в магазине сувениров подарила мне ее за то, что я нарисовал ей картинку.

— Красивая раковина.

— Я хочу положить ее на кусок рыбацкой сети и тоже зарисовать.