8 октября 1940 г. состоялась встреча адмиралов Ричардсона и У. Лихи с Рузвельтом. Далее состоялся неприятный разговор между президентом и Ричардсоном, который не одобрял политику Рузвельта, стремившегося спровоцировать Японию за счет флота: «Рано или поздно японцы совершат акт агрессии против Соединенных Штатов, и нация захочет вступить в войну»[739]. На последовавшей пресс-конференции президент предпочел отшучиваться и не сказал ничего конкретного. Однако уже 26 октября в прессе появились ссылки на «авторитетные источники в Белом доме», которые предсказывали отставку строптивого адмирала[740].

Командующий Гавайским военным округом также продолжал настаивать на том, что «воздушные силы могут атаковать базу и нанести определенные разрушения». Он вновь и вновь требовал увеличения числа бомбардировщиков дальнего радиуса действия для проведения воздушного патрулирования и нанесения ответного удара в случае, «если они прилетят»[741]. Кроме того, Ричардсон по-прежнему настаивал на том, что Пёрл-Харбор — дурная база для флота. Он указывал, что Оаху не имеет необходимых средств для обучения, достаточных запасов боеприпасов и топлива, в базе отсутствуют необходимые ремонтные корабли, мастерские и сухие доки, в ней моряки оторваны от своих семей[742]. Однако президент и высшее военно-морское руководство оставляло доводы адмирала без внимания.

В Вашингтоне вполне понимали опасность воздушных налетов и все недостатки базы. Морской министр Нокс писал Ричардсону: «Опасность большой катастрофы для флота и военно-морской базы требует более быстрого принятия всех мер, которые повысят готовность противодействовать такому налету»[743]. 24 января 1941 г. Нокс написал военному министру Стимсону, что воздушная атака бомбардировщиков или торпедоносцев представляет большую угрозу, нежели саботаж, атака субмарин, мины или артиллерийский обстрел Пёрл-Харбора японскими кораблями[744].

Однако по каким-то причинам к сентябрю 1941 г. высшее военное и политическое руководство США кардинально пересмотрело точку зрения на данную проблему. В Белом доме продолжали считать атаку на Пёрл-Харбор возможной, но силами «подводных лодок или рейдеров»[745]. Спонтанность и необъяснимость подобной перемены очевидна. В дальнейшем любые разговоры о возможности воздушного налета на Оаху будут предаваться анафеме. А посмевших предположить такое обвинят в ереси. Политика возьмет свое, наличие флота на Гавайях станет куда важнее боеспособности кораблей.

Необъяснимые изменения мнения в Вашингтоне довольно тесно переплетаются с изменениями в командном составе на Гавайях. 7 февраля 1941 г. генерал Герои передал свои полномочия командующего Гавайским военным округом генерал-лейтенанту У. Шорту. Шорт, по отзывам сослуживцев, «вообще не имел воображения. Он был человек узких взглядов...». «Офицеры, под чьим началом он служил с 1937 года, рекомендовали его на должность командира дивизии в военное время»[746]. Назначение Шорта также имеет свой белые пятна, т.к. он был назначен лично начальником штаба вооруженных сил генералом Маршаллом, с которым служил в одной дивизии во время Первой мировой войны.

Еще более темная история с назначением X. Киммеля — 1 февраля была изменена структура ВМС США и создан Тихоокеанский флот, командующим которым был «вдруг» назначен адмирал Киммель. Адмирал получил должность главкома Тихоокеанского флота и ВМФ США в обход 32 адмиралов, получив несколько внеочередных звезд на погоны. Исполнительный, умный, честный, работоспособный, готовый к самопожертвованию, преданный стране и семье офицер, несомненно, выглядел как «нужный человек в нужное время на нужном месте»[747]. Но внешность бывает обманчивой…

Выходец из семьи военного Хазбанд Киммель имел великолепную родословную, его предки сражались во всех войнах, которые вели США, начиная с Войны за независимость. В 1904 г. он, отчаявшись поступить в Вест-Пойнт, смог добиться рекомендации конгресса в Военно-морскую академию. В Аннаполисе Киммель зарекомендовал себя с положительной стороны. Мустафа—кличка, прилипшая к курсанту, — закончил академию тринадцатым в списке — очень обнадеживающее начало карьеры. Служить он начал на линкорах, потом непродолжительное время был адъютантом заместителя военно-морского министра Ф.Д. Рузвельта. В 1920 г. Киммель был переведен на берег, на должность заместителя начальника Военно-морской оружейной фабрики. В декабре 1923 г. он вновь поднялся на борт корабля, теперь уже в качестве командира дивизиона эсминцев. По окончании 18-месячного плавания, в мае 1925 г., он получил направление на курсы повышения в Военно-морской колледж — точный признак того, что высшее руководство флота его заметило. Адмиральские погоны теперь стали вполне реальной мечтой.

Закончив курсы, Киммель был повышен до звания капитана и получил назначение в Политический отдел штаба ВМС. В 1928 г. он вновь уходит в действующий флот, получив под свое начало 12-ю эскадру эсминцев, затем служил шкипером на линкоре «Нью-Йорк». Вскоре он стал начальником штаба командующего линейными силами ВМФ США. Контр-адмиралом Киммель стал, будучи в должности бюджетного офицера военно-морского министерства. Через год он поднял свой флаг на легком крейсере «Гонолулу», флагмане крейсеров боевой эскадры. Будучи в этой должности с 1 февраля 1941 г., он неожиданно стал командующим ВМФ.

Причины данного назначения неясны. Многое в этом вопросе вызывает определенное недоумение. Во-первых, обход более трех десятков претендентов — фантастический взлет. Многие историки соглашаются с тем, что личные качества адмирала послужили основной причиной назначения. Пожалуй, с этим стоит согласиться, но какие именно качества? Возможно, далеко не его работоспособность, преданность и компетентность, возможно, более весомыми в Вашингтоне выглядели преклонение перед начальством и неумение жестко отстаивать свою точку зрения. После строптивого Ричардсона, которого уволили досрочно и без объяснения причин, уволили полузаконно, проведя реструктуризацию флота, Белый дом хотел видеть более покладистого и лояльного человека во главе ВМФ.