Но лишь в ту минуту, когда он пересек широкую площадь и ступил на брусчатку городской улицы, в груди Мэта стало наконец вздохами подниматься чувство радости. Да, радости и торжества. Если не можешь скрыть свои намерения от врагов, поступай так, чтобы тебя считали дураком. Тогда они будут стоять вокруг и ждать, когда же ты наконец брякнешься в грязь и расквасишь себе физиономию… Видевшие меня Айз Седай сейчас ждут, что обратно меня приволокут стражники. Но я не возвращусь и к завтрашнему утру, вот тогда они и бросятся на поиски. Поначалу искать будут не особенно ревностно, думая, будто я схоронился в городе, залег в какую-то нору. До них не скоро дойдет то, что я улизнул из города, кролик к тому дню успеет сплавиться далеко-далеко вниз по реке…

С ощущением светлой легкости на сердце, которой он, как ему казалось, не испытывал несколько лет, Мэт зашагал к гавани, откуда суда отплывали в сторону Тира и городков по берегам реки Эринин. Мэт бодренько напевал песенку «Мы снова за границей». Но плыть так далеко, до Тира, ему, разумеется, не надо. Арингилл, город, где Мэт собирался сойти на берег, чтобы продолжить путь до Кэймлина, стоял в среднем течении реки.

Я доставлю ваше проклятое письмецо куда надо. И вообще, как она смеет так думать! Считать, будто я, сказав, что довезу письмо, не исполню обещанного! Я доставлю это проклятое письмо — даже ценой своей жизни!

Сумерки уже опускались на Тар Валон, но света было еще довольно, чтобы украсить волшебными бликами фантастические городские строения и необычные силуэты башен, соединенных мостами на высоте в сотню шагов. Люди все еще разгуливали по улицам, и одежды горожан были столь разнообразны, что Мэту почудилось, будто в Тар Валоне собрались представители всех государств мира. Фонарщики со своими подручными поднимались по лестницам к верхушкам фонарных столбов, и над центральными улицами города восходил свет фонарей. Но в той части Тар Валона, куда направлялся Мэт, светились лишь окна домов.

Великолепные дворцы и величественные башни города возвели огир, новые же улицы и переулки выросли благодаря человеческому труду. Правда, слово новые иной раз относилось к зданию двухтысячелетнего возраста. На окраинах, ближе к Южной Гавани, строители-люди пытались если не повторить фантастическое искусство огир, то хотя бы подражать легендарным зодчим. Здесь фасады таверн и прочих злачных мест, где кутили моряки, были украшены такой же изящной резьбой по камню, как особняки и дворцы. В нишах и на куполах зданий сияли мраморные статуи, карнизы там и тут сплошь покрывали гипсовые узоры, а вырубленные из мягкого минерала фризы затейливо украшали витрины портовых лавок и купеческие палаты. Мосты и в новых кварталах арками изгибались над мостовой, но здешние улицы оказались вымощены булыжником, а не базальтовыми плитами, да и многие мосты были сработаны из дерева, не из камня, и вздымались обыкновенно не выше второго этажа ближних домов, а выше четвертого не взлетали никогда.

Но и на более темных новых улицах жизнь бурлила так же неуемно, как в центре Тар Валона. Все таверны и уютные зальчики гостиниц так и кишели сошедшими с судов торговцами, спорившими с будущими покупателями первоклассных товаров о наличности и процентах; в беседы вмешивались путешественники, приплывшие по реке Эринин, рыбаки и грузчики, а также одержимые жаждой денег типы, готовые добывать золото и правой рукой, и левой. Музыкальные инструменты: биттерны, флейты, арфы и послушные молоточкам цимбалы — переполняли улицы хриплой музыкой. В первой таверне, куда зашел Мэт, вовсю шла игра. Три кучки мужчин, расположившихся на корточках у стены общего зала, громкими возгласами встречали каждый бросок, каждый кувырок костей, приносящие кому-то из них выигрыш, и смеялись над чужими неудачами.

Вообще-то говоря, Мэт намеревался поиграть только с часок, а потом отправиться на поиски подходящего судна. Юноша решил немного пометать кости, чтобы пополнить свой кошелек несколькими монетами, но сразу сорвал куш. Мэт всегда чаще выигрывал, чем проигрывал, в играх между ним и Хурином, да и в Шайнаре случалось так, что шесть или восемь бросков кряду приносили ему выигрыши. Но в нынешний вечер каждый его бросок вел к удаче. Каждый!

Заметив, как прицельно следят за ним соперники, Мэт порадовался, что весьма кстати оставил в кошеле собственные игральные кости. Однако те же острые, озлобленные взгляды побудили удачливого игрока удалиться из таверны от греха подальше. Мэт обнаружил с удивлением: в кошельке у него побрякивало уже три десятка серебряных марок, у каждого из партнеров он выиграл столько, что никто из них больше не желал его видеть.

Кроме одного — смуглолицего матроса с шапкой курчавых жестких волос. Он оказался из Морского Народа, как услышал Мэт, сразу удивившийся этому факту, — что делает человек из Ата'ан Миэйр в такой дали от моря? Однако моряк последовал за выходившим из гостиницы Мэтом и дальше, по темной улице, настойчиво прося дать ему возможность отыграться. Мэт собирался двинуть прямиком к пристани, ведь тридцать серебряных марок составляли вполне приличную сумму, но смуглолицый продолжал канючить, а у разбогатевшего любителя свободы оставалось еще с полчасика свободного времени, поэтому Мэт уступил и вошел вместе с парнем в первую подвернувшуюся по пути таверну.

И снова Мэт выигрывал, причем все происходило как-то само собой, будто во сне. Юношу словно лихорадка охватила. Мэт переходил из таверны в общий зал постоялого двора, потом в харчевню, опять в таверну и нигде не задерживался так надолго, чтобы успеть вызвать у жертв своей удачи озлобление и ярость. У менялы юноша обратил свое серебро в золото. Мэт играл в «короны», он резался в «пятерки», вступал в игру «девичий позор». Он метал на стол то пять костей, то четыре, а то и три или всего две. Мэт соглашался участвовать в играх, в которых ровно ничего не смыслил, узнавая их правила в ту минуту, когда приседал на корточки в кругу игроков или занимал место у стола. И вновь побеждал! Далеко за полночь смуглолицый моряк, назвавшийся Раабом, пошатываясь от усталости, удалился, обессиленный, опустошенный, но с полным кошельком монет, возвращенных не в игре против Мэта, а через заведомо выигрышные пари, в которых он уверенно делал ставки на своего победителя и спасителя. И снова Мэт завернул к какому-то меняле, а может, и не один раз. Угар победы будто затмил его сознание — точно так же совсем недавно были затянуты облаками его воспоминания о прошлом; но помутившая разум лихорадка азарта вела Мэта к новой игре. И к очередному выигрышу!

А когда Мэт пришел в себя, он уже не знал, сколько часов или лет минуло с той минуты, как он начал играть. Очнулся он от игорного дурмана в таверне, которая вроде называлась «Тремалкинский сплесень», повсюду слоями висел табачный дым, и Мэт смотрел на пять костей. И на обращенных вверх гранях каждой — глубоко вырезанная корона! Большая часть посетителей пила вино и джин, пока из ушей не потечет, но в этот миг постукивание костяшек о стол и возгласы сражающихся за счастье игроков из другой компании, приютившейся в дальнем углу, были без труда заглушены голосом красотки, бодренько запевшей под ритмичное поскакиванье молоточков по цимбалам:

Потанцуем, девушка с карими глазами!

Или ты, красавица, глазки-васильки!