– Раньше я летал – туда-обратно за трое суток оборачивался. На кораблях мне не с руки.

– Не любишь корабли?

– Я власть не люблю, на море или на суше.

– Власть?

– Власть. Абсолютную власть. Закон моря.

– Капитана, что ли?

– Знаешь, последним по-настоящему свободным кораблем был «Баунти»[64].

Из-за тюков на палубе доносился хриплый шепот. Люди поднимались, шевелились между сгустками тени.

– Что это они?

– Раздают желающим капсулы с цианидом.

– Правда, что ли?

– Бывает и такое. Часто.

– Эх, Мехму, умеешь ты тоску нагонять!

– Тебе взять капсулу, пока не кончились?

– Твое предложение весьма обнадеживает.

– Так взять или нет?

– Спасибо, не надо. Я предпочитаю отбиваться до последнего.

Суматоха на палубе усилилась. Старпом с матросами-филиппинцами вышел на бакборт. Матросы сдернули брезент с бухт каната и веревочных трапов, начали спускать их за борт.

– Иди в каюту, собери вещи, – велел Мехму. – Я тебя у трапа подожду.

По сравнительно пустому правому борту я пробрался в каюту экипажа к своей койке, засунул крошечный пистолетик и коробку патронов в полиэтиленовый мешок, прочно обернул его изолентой и уложил в рюкзак. Потом стянул куртку и свитер, нацепил тяжелый жилет и снова оделся.

В жилет были зашиты двадцать килограммов золотых слитков и двадцать восемь незаполненных паспортов. Я с усилием застегнул молнию на куртке и стал расхаживать по каюте, приноравливаясь к излишнему весу.

На койке лежал раскрытый блокнот – свидетельство безуспешных попыток написать рассказ. Я поставил себе трудную задачу: написать о счастливых, добрых людях в счастливом, добром мире, совершающих счастливые, добрые дела. Рассказ не удавался.

Я сгреб блокнот, ручку и все остальное, запихнул в рюкзак и направился к выходу. У порога я потянулся к выключателю и краем глаза заметил свое отражение в зеркале на двери.

Неприкрытая правда о путешествиях по дальним странам и континентам, разительно отличающимся от твоей родины, состоит в том, что иногда приходится действовать по наитию. Судьба, ненадежный проводник, в любой момент может завести путника в запутанный лабиринт познания и любви, в длинный туннель опасных приключений. Путешественникам хорошо известен этот последний миг перед дорогой, последний долгий взгляд в зеркало: «Ну что, поехали?!»

Я выключил свет и вышел на палубу.

Люди рядами выстроились у трапов. Старпом хриплым шепотом отдал команду, и нелегалы стали сходить за борт.

Я пристроился в конец очереди и зашаркал вперед. Один из матросов раздавал спасательные жилеты, помогал надеть и закрепить их.

Рядом с ним стоял Мехму.

– Мой тоже возьми, – сказал он мне, дождавшись, пока матрос не наденет на меня жилет.

Наши глаза встретились. Мехму знал, что меня и двадцать килограммов золота один спасательный жилет на воде не удержит. Матрос протянул мне второй жилет, вручил небольшую металлическую вещицу и подтолкнул вперед.

– Что это? – спросил я, остановившись чуть поодаль от бортика.

– Кликер, – ответил Мехму.

Я посмотрел на детскую игрушку – при нажатии две жестяные пластины звонко щелкали – и сдавил ее пальцами.

Щелк-щелк.

– Если попадешь в воду, не отделяйся от остальных, – сказал Мехму.

– От остальных?

– Шлюпка вернется, – пояснил он, – а корабль будет дрейфовать в километре отсюда, пока мы не убедимся, что все в порядке.

– В километре отсюда?

– Если вдруг что заметишь, пощелкай, дай знать, где ты. Обычно его в зубах держат, чтобы не потерять, вот так. – Он взял у меня кликер – розовую стрекозу, – зажал его зубами и поглядел на меня.

Мехму с розовой стрекозой в зубах отправлял меня в океан.

– Это из фильма, – объяснил он. – «Самая длинная война», что ли…

– «Самый длинный день»[65].

– А, точно. Ты его видел?

– Ага. А ты?

– Нет, а что?

– Посмотри при случае. Спасибо тебе, Мехму. Приятное было плавание, хоть я и корабли не люблю.

– Я тоже не люблю. Слушай, если встретишь толстушку лет тридцати, ростом примерно метр шестьдесят пять, в голубом хиджабе – ни в коем случае не показывай ей пистолетик.

– Ты его у нее украл?

– Ну, вроде того.

– Она друг или враг?

– А какая разница?

– Большая.

– Тогда и то и другое. Это жена моя.

– Жена?

– Ага.

– Ты ее любишь?

– Безумно.

– И если она увидит у меня этот пистолетик, то…

– Она тебя убьет, – ответил Мехму. – Бывает и такое. Часто. Жена у меня грозная.

– Значит, толстушка лет тридцати в голубом хиджабе. Так?

– Так. Между прочим, ее так зовут. Ну, подпольная кличка.

– Какая?

– Товарищ Голубой Хиджаб, вот какая.

– Голубой хиджаб?

– Ну да.

– Ладно, – протянул я. – Спасибо, что предупредил.

– Не за что, – улыбнулся он. – Я всех предупреждаю. А ее до смерти люблю за то, что она такая грозная.

– Я так и понял.

– И по дороге к берегу не забывай простое правило: если кто-то захочет столкнуть тебя с места в шлюпке, вышвырни обидчика за борт.

– Бывает и такое?

– Часто.

– Эй, ты! – прохрипел старпом, наставив на меня палец.

Я подошел к борту, перелез через ограждение и начал карабкаться по веревочному трапу.

Спуск оказался неожиданно трудным: лестницу мотало над водой, приходилось изо всех сил цепляться за веревки и перекладины. Вдобавок трап шлепнуло о стальную обшивку корпуса, и я до крови ободрал незащищенные пальцы.

Даже с нижних ступенек три шлюпки казались крохотными рыбками-лоцманами под шершавым боком громадной акулы. В отличие от спасательных лодок на палубе шлюпки, точнее, рыбацкие лодки-плоскодонки были оснащены моторами. Мы стояли в открытом океане. Переполненное утлое суденышко угрожающе покачивалось на волнах. Я спустился на последнюю ступеньку и вдохнул запах рыбы, насквозь пропитавший лодку.