Со стороны Эриванского ханства не с одинаковыми действовали персияне выгодами, ибо один из главных куртинских чиновников с тысячью и более семейств воинственного сего народа, предавшись к туркам, снискал храбростию и предприимчивостию своею их доверенность и с их войсками, делая на ханство набеги, производил опустошение и брал в плен. В одной довольно горячей схватке вырезал часть персидской конницы, состоявшую из разбойников, бежавших давно уже из татарских наших дистанций.

Турецкие посланные начальники в отношении к нам поступали весьма дружественным образом, повсюду прекращено было почти обыкновенное воровство, и паша Карсский не только не препятствовал армянам в числе пятисот семейств, боявшихся разорения от персиян, переселиться в наши пределы, но впоследствии вывезти оставленный ими хлеб и скот.

Некоторое время жители Карса, страшась персиян, присылали ко мне с предложением, чтобы я занял войсками их город и места, по границе расположенные. Не мог я сделать сего по настоящим обстоятельствам, но многие селения спасли мы тем, что для охранения купленного у них нами хлеба расположен был малый отряд войск наших.

Время совершенно свободное вознамерился я употребить на обозрение некоторых провинций. Осмотрев расположение артиллерийских рот на горе Гомбор, в первый раз видел я Кахетию, богатую и прелестную страну, лучшую во всей Грузии.

Нетрудно понять, как удобно смирить соседственных Кахетии лезгин чарских, которые не только давали у себя убежище всем преступникам, но способствовали горцам разными пособиями и вместе с ними нападали на Кахетию и производили в ней грабежи. Занимаемые сими лезгинами земли, лучшие в сей стране и будучи расположены на возвышенностях, в знойное время лета несравненно менее подвержены болезням, свирепствующим на низменности.

Занятие земли сей отдаст нам в руки все выгоды из гор, все торговые горских народов сношения и сверх того по крайней мере четыре тысячи семейств, бывших не в давнем времени христианами, народа весьма трудолюбивого, который лезгины оторвали от Грузии, пользуясь слабостию царей и внутренними раздорами, несчастную страну сию раздиравшими. Покоренный ими народ сей под зверскою их властию и нас ожидает как избавителей.

Необходимо нужно привести сие в исполнение, но не мне будет предлежать оное, ибо занят будучи другими делами, не менее возможности заключающими, не имею я времени.

Пробыв несколько в поселении Нижегородского драгунского полка, осматривал я урочище Царские Колодцы, где располагается штаб Ширванского пехотного полка и одна батарейная рота.

Вскоре после сего был я в Карталинии и в[170]… отправился осмотреть Шекинскую, Ширванскую и Карабахскую провинции. Сию последнюю особенно нужно мне было видеть после набега генерал-майора Мехти-хана. Причины удаления его в Персию были следующие: родной племенник хана полковник Джафар-Кули-ага, наследующий по нем ханское достоинство, имел с ним явную вражду, которую несколько раз старался я прекратить безуспешно и которая более усилилась от несправедливости хана при разделе между ними имения.

Проезжая по городу Шуше в позднее время ночи, Джафар-Кули-ага неподалеку от ханского дома был ранен двумя выстрелами из ружей; следовавшие за ним несколько человек прислужников, испуганные, не имели смелости броситься на убийц, и они успели скрыться. Окружной в Карабахе начальник генерал-майор князь Мадатов по жалобе Джафар-Кули-аги, который по происшествии прямо к нему явился, произвел строжайшее исследование.

На хана первого пасть должно было подозрение: сам Джафар-Кули-ага доказывал, что за несколько дней предупрежден он был о сем намерении хана, и потому взяты были под стражу люди, служащие при хане, и на которых, по известной особенной их предприимчивости, удобнее мог он возложить подобное препоручение.

Между тем по другим совсем причинам арестован был знатнейший из беков, к которому наиболее имел хан доверенности, и хан, боясь, чтобы не быть изобличенным если не в намерении убийства, то в других каких-либо непозволительных поступках, паче же в худом управлении землею, против которого доходил до него ропот народа, бежал поспешно в Персию. До приезда моего приказал я отпустить в Персию оставшихся двух жен его, и не только позволил взять имущество свое, но и дал денег на дорогу.

Прибыв в Карабах, учредил я городской суд (диван); народ во всей провинции приведен был к присяге на верность подданства императору, и чиновникам поручено было, описав землю, привести в ясность принадлежащее казне имущество. Я оставил имущество каждого неприкосновенным, прежние права и обычаи в прежней силе.

Главнейшего из беков, который именем хана управлял землею, пользуясь неограниченной его доверенностию, приобрел огромное имение и не надеялся сохранить его, оставил при прежних правах его, не отъемля его собственности. Словом, употребил я все средства, чтобы успокоить каждого и внушить приверженность к новому правительству.

В исчислении доходов, казне принадлежащих, приказал я соблюсти умеренность, и все, что поступило в оную из частных имуществ, не оставил я без должного вознаграждения. Распоряжением сим оставил я всех довольными.

Исследование на покушение на жизнь полковника Джафар-Кули-агу было довершено и совершенно обнаружилось, что хан не имел ни малейшего в том участия; напротив, весьма многие из лучших людей заключили, что Джафар-Кули-ага сделал то сам, с намерением взвести подозрение на хана, подвергнуть его наказанию и воспользоваться его местом.

Наиболее производило сомнение то, что он прежде за несколько дней говорил многим, что известно ему намерение хана, а сам ни малейше не брал предосторожности, хотя генерал-майор князь Мадатов особенно ему то советовал.

Таковой поступок, худое расположение к Джафар-Кули-аге всего Карабаха и то обстоятельство, что будучи уже не раз изменником и находясь при персидских войсках во время нападения Аббас-Мирзы на Карабах, коему, по знанию мест, служил наилучшим провожатым в земле собственного отечества, заставили меня удалить его в Россию, положив ему достаточное содержание, и я при себе отослал его.

Был я в Ширванской и Шекинской провинциях, вошел в подробное рассмотрение казенного хозяйства и взимаемых в пользу оных разных податей.

В первой из сих провинций обширные посевы сарачинского пшена, требующего большой работы и трудов поселян и с большими затруднениями за малую цену поступающего в продажу, переменил на заведение шелковичных деревьев, ибо шелк приносит несравненно более выгод и может долгое время сохраняться без повреждения. В облегчение народа и дабы дать торговле несколько более свободы, уменьшил я рахтарный сбор (таможенный).

В первый раз мог я видеть обстоятельство, сколько богаты сии провинции хлебопашеством и шелководством, и что если бы могла казна сделать некоторые заведения и фабрики, они доставили бы казне доход весьма значительный. Некоторое время воздерживаюсь я предложить о сем, дабы сколько-нибудь более могли привыкнуть жители к недавно введенному российскому управлению и не могли думать, что главнейшее внимание оного обращено исключительно на умножение выгод казны.