Грубые руки схватили ее под мышки.

– Все хорошо, хозяйка, – сказал мужской голос, – все будет хорошо.

Она завопила.

Другой человек схватил ее за ноги.

– Вы успокойтесь. – Это был священник. Вряд ли он мог оказаться насильником.

Бланш дергалась и кричала, но они не обращали внимания и несли ее куда-то. Протащили мимо пожара, мимо восточного края трибун, где дыма почти не было. Там ждала женщина – очень красивая женщина в грязном желтом платье. В волосах у нее виднелись цветы. На земле вокруг нее лежала дюжина людей. Бланш поднесли ближе и аккуратно уложили на утоптанную землю.

Священник поклонился:

– Вот еще для вас работа, госпожа.

Женщина в желтом опустилась на колени рядом с Бланш и произнесла молитву. Задрала юбку и рубашку Бланш до самого пояса, положила руку на кровоточащую рану и свела ее края. Бланш закричала – не от боли, а скорее от ее ожидания. Но больно не было.

Женщина в желтом улыбнулась.

– Вы меня вылечили, – сказала Бланш. Конечно, она слыхала о таких штуках. Это оказалось… красиво, несмотря на крики, на едкий дым, царапавший горло, на беготню вокруг.

– Леди, там двое детей под балкой, – взмолился человек с закопченным лицом.

Леди встала, перекрестилась и смело двинулась прямо в огонь.

Пыль потихоньку рассеивалась, но теперь ее место занял дым. Габриэлю казалось, что ветерок сдувает все прямо на него. Но он бежал, стараясь не замечать дыма и не злиться. У него остались силы, и он тратил их, не жалея, чтобы добраться туда, где, скорее всего, будет лошадь. И, возможно, его брат.

Как ни странно, Гэвин и правда оказался там, и Ателий тоже.

– Ты идиот, – сказал Гэвин и потратил несколько драгоценных мгновений, чтобы обнять его. – Что бы ты сделал, если бы я ускакал? Отрастил бы крылья и улетел?

Габриэлю хотелось плакать. Никогда в жизни он не был так рад Гэвину.

– Том давно ушел. Минут пять как, а то и больше. Нам нужно валить, пока архиепископ не соберется с мыслями и не велит нас хватать. Их комендант собрал двадцать человек, соберет и больше. – Гэвин возился с подпругой.

– Хреновый я план придумал, Гэвин. – Габриэль понял, что тупо уставился на Нелл, которая держала Ателия.

– Поговорим позже. Ради бога, садись уже в седло. – Гэвин немедленно перешел от слов к делу и сел верхом сам. – Я уже говорил, что ты идиот?

Нелл улыбнулась и запрыгнула на свою лошадку. Стенки ложи защищали их от чужих взглядов с трех сторон – по крайней мере, пока.

– Поехали! – крикнул Гэвин.

– Амиция…

Гэвин пришпорил коня и выскочил из ложи, направляясь на восток, в дым.

Габриэль сказал своему пажу:

– Я за сестрой Амицией.

Нелл кивнула и протянула ему меч.

– Да благословит тебя. Господь, – улыбнулся Габриэль.

Об оружии он даже не подумал.

Он повернул на юг, к трибунам, и Нелл последовала за ним. Архиепископ, окруженный группой вооруженных людей, быстро перемещался на север, подальше от дыма. Тысячи мужчин, женщин и детей бежали прочь, но само турнирное поле было почти пустым из-за огораживавших его барьеров. Габриэль поехал вдоль поля, мимо тела поверженного врага, туда, где он чувствовал пульсацию заклинаний Амиции.

У него за спиной закричали. Его заметили вооруженные всадники.

– Черно-желтые! – крикнула Нелл.

Габриэль пожалел, что он в доспехах и сидит на боевом коне. Но Ателий был хорош, лучше любого тяжеловоза, которого он встречал в жизни. Повинуясь хозяину, конь прибавил скорость – очень резко для такого огромного зверя. Габриэль мчался к развалинам трибун. Там стояла плотная толпа, не меньше тысячи человек. На одеялах лежали тела: мужчины, женщины и дети, перевязанные окровавленными тряпками. Кажется, люди стояли в длинной очереди к небольшому просвету.

– Она вошла прямо в огонь, – сказала старуха, – это же святая, ее сам Господь послал.

Сотня людей упала колени.

Кто-то искал раненых и собирал трупы. Среди них были не только жертвы падения с трибун. Виднелся юноша, в которого попала тяжелая боевая стрела, ребенок, затоптанный испуганными людьми. Мать подняла девочку к Габриэлю.

– Я на нее наступила, господи помилуй, наступила на нее, и она умерла, – безутешно и жалко рыдала она.

– Солдаты! – проорал кто-то.

Закричала женщина.

– Держи лошадей, – велел Габриэль и спрыгнул, проклиная глубокий порез на левом боку, боль в руке и в голове.

Он…

…вступил в свой Дворец и понял, что у него еще осталось немного сил и что раны у него ерундовые. И что Амиция где-то прямо в пожаре.

Он встал поудобнее и сотворил ветер.

Воду.

И облако пчел.

Он сплел зелено-золотую сеть и бросил разом все три заклинания.

И пошел в дым вслед за Амицией.

Это оказались те же двое детей, мимо которых Амиция проскользнула, поднимаясь на трибуны, – как будто много дней назад. На них рухнула несущая балка и придавила – и переломала – ноги.

Вокруг бушевало пламя. Как будто ад сошел на землю.

Когда Амиция была девочкой, в ее деревне жгли костры на День всех святых. Она помнила, как их разводили, помнила, как ждала праздника, помнила ужас при виде их немыслимой силы – не в реальности, а в эфире. Пламя. Быстрое, безжалостное, неразумное.

Пламя пожирало королевскую ложу: гербы, написанные маслом, гобелены, деревянные украшения, мебель, балки, сиденья. Магический компонент в нем тоже был. Кто-то… точнее, что-то… разожгло это пламя.

Дети были на волосок от смерти – они могли задохнуться или сгореть. Девочка кричала, не переставая. Ее брат уже потерял сознание.

После исцеления и глупой борьбы со смертью Амиции не хватало сил, чтобы поднять балку и сдержать пламя. Но ее вера в Господа была велика, и она вычерпала все силы, удерживая огонь поодаль, пока четыре человека – отец и трое его слуг – накинулись на балку. Отец, не скрываясь, плакал от бессилия.

– Почему? – кричал он.

Амиция боролась с пламенем. Что-то, противостоящее ей, раздувало огонь и хохотало.

– Поймал, – сказал Габриэль у нее за спиной. Взялся за балку, и та дрогнула.

Внезапный порыв ветра – как будто удар господнего кулака – отбросил пламя от Амиции. Она упала на колени и немедленно промокла до нитки. Огонь зашипел, поднялся обжигающий пар. Амицию спас щит.

Огромный слуга вытащил девочку.

Габриэль крякнул.

Отец, перемазанный копотью, схватил сына за плечи и потянул. Мальчик закричал, очнувшись от милосердного забвения. Сломанные ноги кое-как извлекли из-под бревна.