Когда они уже подъезжали к ферме Ферди, погода смилостивилась, вышло солнце, и брезент убрали. Притихшая было в темноте компания снова ожила.

Аггс начала оттаивать.

— Расскажите о цветах, мистер Солт, — попросила она. — Мне так нравятся их названия.

Солт послушался и, опасно свесившись с пивной повозки, стал показывать ей:

— Это — мытник, вот герань, чистотел большой, лопух обыкновенный, черноголовка, чихотная трава, фиолетовая плакун-трава… — И ни одного латинского названия.

Билл Ферди провел их мимо своего дома к башне Ференсена. Сам Ференсен появился на пороге с распростертыми объятиями, готовый к приветствиям. На нем был костюм елизаветинской эпохи, кружевной воротник и бархатные туфли с пряжками — тут бы и рассмеяться, но костюм каким-то образом прекрасно подходил всему мероприятию. Орелия тут же догадалась, что это его настоящая одежда, скроенная по личной мерке и по моде того времени.

Все, кроме Фангина, вручили свои скромные подарки. Бывший учитель спрятал свою коробку за спину и до поры до времени отказывался отвечать на расспросы. Никто не интересовался поджившими ранами на лице и руках Ференсена.

Обменявшись рукопожатиями со знакомыми и более длинными приветствиями с Фангином и Аггс, Ференсен провел гостей в свой лесной лабиринт. Подвесные мосты качались у них под ногами. Фонтаны то появлялись, то исчезали в разных местах. Решетки сходились и расходились в сложных конструкциях.

«Отражает разум самого Ференсена, — подумала Орелия, — деятельный, но сложный, и с тягой к прекрасному». Она решила, что у старика должна найтись для них задачка. Тем временем он их только подготавливал. По дороге Орелия вкратце рассказала Фангину все, что компания узнала в Эскатчен Плейс.

Он ответил с неожиданной для него вдумчивостью:

— Там должно быть что-то еще. Что-то выдающееся.

Орелия первой достигла узкого арочного входа в сердце лабиринта. За порогом она обнаружила сидящего на деревянном стуле гостя, о котором все забыли: это был Мармион Финч, наряд которого объединял детали костюма с ярмарки летнего солнцестояния и той одежды, что была на нем в ночь пожара. Он выглядел как главарь разбойничьей банды, решивший уйти на покой.

— А вот и корона для победителя, — произнес герольд, водружая на голову Орелии лавровый венок.

Он спросил о том, как умер сэр Веронал. Она все ему рассказала; Финч умел включать обаяние, когда ему это было на руку.

— Все сходится, — сказал он.

Вглядываясь в его лицо, Орелия решила, что он и сам не понимал, каким образом все сходилось.

Ференсен наловил в Ротере пресноводных раков, которых подавал с анчоусами, оливками и улитками, приправленными чесноком, на половинках мозговой кости. Стол украшали другие блюда елизаветинской эпохи, а также вино. Тарелки были либо деревянными, либо оловянными, а от перечниц и солонок веяло седой древностью: историческая сервировка для исторического ужина.

Все свои столы Ференсен составил в один, а книжные шкафы на колесиках разместил по периметру. Их окружали представленные на больших плакатах увеличенные снимки фрагментов гобелена, сделанные Орелией. Все это неприятным образом напоминало нарушение «Исторических предписаний». Горэмбьюри что-то пробурчал под нос, но возражать не стал.

После ужина Ференсен попросил всех наполнить бокалы.

— Выпьем за спасение Лост Акра и за восстановленную справедливость, за что хочу поблагодарить Хеймана Солта и Орелию Рок.

Ботаник скромно отверг аплодисменты.

— Я ничего не сделала. Просто лежала на земле и смотрела, — добавила Орелия.

— Правде нужны свидетели, — мягко возразил Ференсен, после чего повысил голос и объявил: — А теперь сыграем в праздничную игру!

Успевшие захмелеть Борис, Фангин (который счел это событие достаточным поводом для того, чтобы нарушить свою бузинную диету) и Грегориус Джонс зашумели:

— В жмурки!

— В пиратов!

— А Борис сможет пройти по прямой?

Ференсен сделал эффектную паузу.

— Игра называется «Отгадайте, кто такой Роберт Фласк?» Она потребует командной стратегии — чтобы найти отгадку, будем собирать знания по крупице.

— А как мы поймем, что победили? — спросил Грегориус Джонс.

— Как с моим лабиринтом: вы поймете, когда доберетесь до сердца.

— Сами-то вы уже знаете ответ, как и с вашим лабиринтом? — спросил Фангин, которого крайне заинтриговал этот таинственный деревенский житель, обстановка в доме которого говорила о его выдающейся эрудиции и особом интересе ко всем аспектам окружающей природы.

— Нет, — ответил Ференсен. — Мистер Финч возьмет на себя руководство. В отличие от некоторых, я лучше соображаю, когда молчу.

Финч решил не подниматься.

— Уважаемые коллеги по историческим изысканиям, — сказал он, — давайте почерпнем мудрость у классных руководителей. Если вы хотите что-то сказать, поднимайте руку, или я сам вас вызову. Нам ни к чему слушать щебет звезд класса. Сначала факты, потом вопросы; догадки, гипотезы и теории оставляем напоследок. Никакой пустой болтовни. — Он бросил убийственный взгляд на Полка, Фангина и Джонса. — Дело может оказаться весьма серьезным.

Финч выдержал паузу. Вскоре ему удалось добиться тишины. Для начала он указал на Бориса:

— Расскажите-ка нам о том, как Фласк приехал в Ротервирд.

— Я подобрал его у двенадцатимильного столба, он стоял там с одним большим чемоданом. Ничего странного я не заметил, если не считать его внешнего вида. Он еще ни о чем не расспрашивал… в то время.

Финч указал на Аггс:

— Расскажите, как Фласк устраивался в городе.

— Он был всегда такой аккуратный — не то что этот или этот. — Она показала пальцем на Фангина и Облонга. — Всегда держал чемодан на замке, такой он был, мистер Фласк.

Облонг вспомнил ее неубедительную ложь во время их первой встречи.

— Постой-ка, Аггс, ты же мне говорила, что ничего о нем не знала.

— Ну… — Аггс покраснела, а потом побледнела, глаза ее горели. — Так он ведь смылся и даже «простите» не сказал. Я за ним смотрела как полагается, честное слово, а он взял и переехал на Бокс-стрит. Сбежал, как крыса с корабля. Он отказался от Аггс, а я отказалась от него.

Финч указал на Фангина:

— А как Фласк вел себя в пабе, что-нибудь выбалтывал под действием «Крепкого»? И только факты, пожалуйста, только факты.

— Ну да, кхм, мы все любим время от времени опрокинуть пинту-другую, — сказал в свою защиту Фангин. — Фласк точно любил. Он становился еще любопытнее и постоянно расспрашивал про запретный квартал и поместье.

— А вы под воздействием нескольких пинт «Крепкого», естественно, молчали как рыба, — с улыбкой вставил Борис.