Николя задумчиво кивнул и вышел за дверь. Когда он спускался вниз по лестнице, его окликнул чей-то знакомый голос:

— Николя! Мне сказали, что ты здесь, но я отказывался верить в это чудо, пока не увидел его собственными глазами.

— Дядя Этьен! ― приветливо разулыбался Николя при виде сухощавого седовласого человека, поджидающего его внизу с распростертыми объятиями. — Вы все такой же! — Он быстро сбежал по лестнице навстречу старику.

И действительно, если не принимать в расчет седину, то дядя Этьен нисколько не изменился с тех пор, как они случайно встретились в Венеции десять лет назад. Он не утратил изящества и элегантности, которые всегда отличали его и делали любимцем женщин.

— Очень мило с твоей стороны, что ты отказываешься замечать мои седины, — с улыбкой сказал Этьен, обнимая племянника. — Лично я уже перестал притворяться, что не вижу их, когда смотрюсь в зеркало. Видеть тебя спускающимся по лестнице в Бомарэ — для меня нет большей радости! Как будто снова вернулась молодость!

— Я счастлив видеть вас, дядя Этьен.

— Для меня отдельное удовольствие видеть тебя стоящим под портретами предков. Я уж и не думал, что доживу до этого дня. — В голубых глазах Этьена, напомнивших Николя глаза его матери, задрожали слезы.

— Я и сам не предполагал, что вернусь в Бомарэ, но мне пришлось это сделать. — Его слова прозвучали как клятва никогда больше не покидать этот дом.

— Ты уже виделся с Селестой? — нахмурившись, спросил Этьен. — Новость о твоем приезде наверняка расстроит ее.

— Уже расстроила, — кивнул Николя. — Едва завидев меня, она упала в обморок. Она считает, что я очень похож на отца.

— Могу себе представить, в каком она была шоке. Честно говоря, для меня это тоже было сюрпризом. Тем более что ты решил вернуться в такое время… — извиняющимся тоном пояснил Этьен.

— Похоже, отец никому не сказал о том, что собирается написать мне.

— Филип послал тебе письмо?! — воскликнул Этьен. — Но это невероятно! Прости меня, Николя, но за все эти годы он ни разу не говорил о тебе, даже имени твоего не произносил. Почему он вдруг решил написать тебе?

— Потому что он простил меня. Ему стала известна истина о гибели Франсуа.

Этьен помолчал в задумчивости с минуту, а потом спросил:

— И какова же эта правда, Николя? Если, конечно, ты не откажешься удовлетворить любопытство старика.

— Правда в том, что я не виновен. По крайней мере в том, что смертельно ранил Франсуа. В том, что я согласился принимать участие в этой безрассудной затее с мнимой дуэлью… в этом я своей вины не отрицаю. Но я не убивал своего брата. И отец узнал имя его настоящего убийцы. — Этьен судорожно глотнул и не нашелся что ответить. — Однако сообщать его в письме он не стал. У отца оставался дневник, в котором наверняка есть какое-то упоминание об этом деле. Он не попадался вам, дядя?

— Дневник? Нет. — Этьен горько улыбнулся и вдруг пристыженно опустил глаза. — Прости меня, Николя.

— Простить? За что?

— За то, что я так плохо думал о тебе. Конечно, я не предполагал, что ты в состоянии хладнокровно убить родного брата из-за наследства и женщины, но у меня не было сомнений в том, что пуля, которая сразила Франсуа, была выпущена из твоего пистолета. Я считал, что это вышло случайно. Вы ведь были так молоды! А в молодости редко задумываешься о том, к чему может привести простая игра. Но если ты говоришь правду, тогда… — Николя послышался оттенок сомнения в его голосе.

— Я понимаю, что поверить в мою невиновность вот так сразу довольно трудно. Но все же существует человек, который совершил преступление, рассчитав все таким образом, что вина пала на меня. Кто бы это мог быть, как вы полагаете? И какие у него были мотивы?

Этьен бросил задумчивый взгляд на племянника, в глазах которого сверкала жестокая непримиримость, и подумал о том, что годы превратили хрупкого мальчика в зрелого мужчину, готового бороться за правду не жалея самого себя и добиваться ее. Не хотелось бы иметь такого человека в числе своих врагов!

— Я не знаю ответов на твои вопросы, Николя.

— Я тоже, — сказал Николя и тихо добавил: — Пока.

— Пойдем, я слышу, что из гостиной доносятся голоса и звон чайной посуды. — Этьен взял его под руку и повел к высоким двойным дверям. — Я не в силах отказаться от аперитива. Что может быть лучше, чем неторопливая, размеренная беседа за рюмочкой бренди! — С этими словами он широко распахнул двери.

— О, дядя Этьен! — воскликнула Николь при его появлении. — А мы здесь с мадемуазель обсуждаем новинки моды, и я уже решила, что… — Она осеклась, увидев Николя, залилась густой краской и, не зная, куда девать глаза, неловко рассмеялась и оглянулась на Мару в поиске поддержки.

Николя сделал вид, что не заметил смущения девушки, прошел следом за дядей к камину и принял из его рук бокал, который тот наполнил с хозяйской щедростью. Этьен не обошел выпивкой и себя, после чего пододвинул стул поближе к чайному столику и расположился на нем со всеми удобствами. Николя сел рядом с Марой на софу, взглянул на оторопевшую Николь и сказал:

— Вам следует привыкнуть ко мне, поскольку я намерен пробыть здесь некоторое время.

— Зачем вы вернулись? Вас здесь никто не ждал. У вас нет никаких прав на поместье, — взвилась Николь, рассерженная его свободной манерой держаться, а более всего от страха, что внезапное появление кузена может поставить под угрозу ее предстоящее бракосочетание. — Вы снова принесете в наш дом несчастье, как уже сделали однажды.

— Перестань, Николь, — пристыдил ее Этьен. — Ты ведь не знаешь, что заставило Николя вернуться. И потом, он все же твой брат.

— Я сейчас же иду к маме! — вскакивая с места, крикнула Николь. — Она не позволит ему остаться здесь.

— Не стоит беспокоить ее сейчас своими капризами, — спокойно заметил Николя вслед выбегающей из комнаты кузине.

Она остановилась и круто обернулась к нему:

— Что?! Вы приказываете мне в моем же собственном доме?! Да как вы смеете!

— Смею, — тихо отозвался он. — Ваша мама отдыхает, и мешать ей было бы эгоистично с вашей стороны. Так что идите к себе в комнату, а еще лучше вернитесь на место и допейте чай.

В этот самый момент в гостиную вошла Дамарис. Она услышала конец реплики Николя и по лицу сестры поняла, что она пребывает в крайнем раздражении, как бывало всегда, когда ей не удавалось настоять на своем.

— На твоем месте я бы прислушалась к совету, Николь, — сказала она, усаживаясь прямо на толстый ковер возле камина, и вдруг почувствовала жалость к сестре.

Николь бросила на Дамарис уничижительный взгляд, но та не заметила этого, поскольку тут же начала возню с Пэдди, который плюхнулся рядом с ней. Тогда Николь умоляюще воззрилась на Мару, но не получила с ее стороны никакого одобрения. Mapa как будто смотрела сквозь нее избыла погружена, в собственные мысли.