В 2006 г. правительство наложило запрет на обложение крестьянства налогами со стороны региональных властей и значительно увеличило субсидии, направленные на увеличение сельхозпроизводства и закупочных цен. В ответ на глобальный финансовый кризис 2008 г. государство направило 4 трлн юаней ($ 590 млрд) на программу налогового стимулирования, и значительная часть этих денег была потрачена на улучшение сельскохозяйственной инфраструктуры, а также на постройку железных дорог, больниц и школ в сельской местности. Правительство также запретило взимать с крестьян плату за школу в период обязательного обучения их детей. Благодаря этим изменениям, 2006–2011 гг. стали, вероятно, лучшим временем для китайских фермеров начиная с 1980-х.

Тем не менее более чем троекратный разрыв в доходах городского и сельского населения продолжает сохраняться, удалось лишь остановить дальнейший рост неравенства. Политическая терпимость к такому разрыву в материальном положении граждан в Китае гораздо выше, чем это было в свое время в Японии, Южной Корее и на Тайване. Говоря более конкретно, определяющее отличие китайских крестьян от их собратьев в Северо-Восточной Азии заключается в том, что они не владеют своей землей. Исторически это обусловлено тем, что восстановление в 1978 г. фермерских хозяйств в Китае носило скорее поверхностный характер. Земля, разделенная между семейными фермами, по-прежнему принадлежала коллективным хозяйствам, созданным в 1950-х. Поскольку центральное правительство никогда не собиралось возвращаться к частному земельному фермерству, то оно и не изменило форму земельной собственности на частную. Вместо этого в 1984 г. правительство гарантировало фермерам на 15 лет право на «использование» их участков. Затем, в 1998 г., вышел закон, продлевавший это право еще на 30 лет.

Движение к «гармоничному обществу» при Ху Цзиньтао породило в 2007 г. Закон о собственности, наделивший фермеров правом продлевать аренду и установивший, что этим правом наделены все члены коллективного хозяйства, а не только партийные чиновники, управляющие такими коллективами. Согласно тому же закону, решения о распределении земли должны быть согласованы со всеми членами коллектива. Однако в Китае сам закон и его правоприменение очень отличаются друг от друга.

Реальная жизнь китайской деревни определяется принадлежностью земли коллективным хозяйствам, а не частным владельцам, и это имеет свои последствия. Самое важное из них состоит в том, что, в отличие от Японии, Южной Кореи и Тайваня, фермеры не могут продавать свои наделы частным покупателям. По закону находящаяся в коллективном владении земля не подлежит продаже. Ее можно перевести только в государственное владение, и тогда фермерам выплачивается компенсация в размере уставного максимума, эквивалентного сумме арендной платы за 30 лет. Впрочем, местное начальство может продать землю, переведенную в государственную собственность, для подготовки территории к застройке. Обычно это происходит при сильном вздорожании земли. Арендная плата за 30 лет, на первый взгляд, подразумевает немалую сумму, но исторически сложившийся в Китае низкий уровень урожая на душу населения, в отличие от урожайности в расчете на гектар, определял и низкие доходы от аренды. Земля же, переведенная под застройку или товарное сельхозпроизводство, значительно дорожает.

В Японии, Корее и на Тайване многие фермеры разбогатели после Второй мировой войны именно благодаря переводу земли в другую категорию, как это произошло с Нисиямой Коичи, крестьянином из провинции Ниигата, который стал миллионером, продав часть своей земли девелоперу. В Китае такого не происходит. Здесь если крестьяне теряют свою землю, то обычно получают компенсацию ниже уровня, обеспечивающего независимое существование, а большие доходы от перевода земель разделяются между местными налоговиками и коррупционерами.

Тенденция к обездоливанию крестьянства продолжала нарастать в течение десятилетия, в основном потому, что центральное правительство никогда не увязывало финансирование регионов с возлагавшейся на них ответственностью за социальное обеспечение населения. В последние годы Пекин урезал права местных властей облагать крестьян налогами, но не возместил выпадающие доходы за счет государственных субсидий. В результате местные власти вынуждены делать займы через учрежденные ими же внебюджетные компании{521}.

Когда же для выплат по долгам за взятые кредиты недоставало денег от бизнеса, которым управляли местные власти, они обращались к продаже фермерской земли. Посредники сосредоточились в основном на конверсии и продаже семейных ферм под недвижимость и предприятия. Но быстро набирает силу и сдача бывших фермерских наделов в аренду товарному агробизнесу. Аграрным корпорациям разрешена долгосрочная аренда земли, находящейся в коллективной собственности, без необходимости превращать ее в государственную. Провернуть такую операцию местным властям гораздо легче, хотя это часто становится первым шагом к последующей конверсии земли и ее продаже. Агробизнес платит не только за аренду, но и, в отличие от фермеров, еще и налоги местным властям.

Согласно наиболее авторитетным независимым исследованиям, за последние 10 лет почти 40 % деревень сталкивались с передачей земли на несельскохозяйственные нужды и почти в 25 % деревень семейные участки превращались в крупномасштабные агрохозяйства{522}.

Темпы изъятия земли сильно выросли с начала 2000-х гг., когда Пекин начал ограничивать прямое налогообложение фермеров местными властями. С 2010 г. каждая десятая деревня в Китае ежегодно теряла часть своих земель, обычно против желания самих крестьян. В среднем за один раз изымается примерно 35 га, что составляет в совокупности около 100 семейных наделов. Возрастает число товарных ферм, площадь которых измеряется тысячами гектаров{523}.