– Не знаю, Тиермес, иначе не стал бы лезть в Ада Хорэ по собственной воле...

– Действительно, – насмешливо взглянул на него Бог Смерти, – не стал бы. Хорошо, я помогу тебе, но расскажи все по порядку.

– Я должен уничтожить несколько человек, прежде чем они достигнут определенного места. При этом Джоу Лахатал и А-Лахатал хотят, чтобы боги как можно меньше участвовали в событиях, а все было сделано руками людей. И только в последнюю минуту я могу появиться – и слегка подтолкнуть развитие событий в нужном направлении.

– Ну и что ты усмотрел в этом необычного? Мы все и всегда делали руками людей – еще не хватало беспокоиться самим. Суета еще никого не приводила к добру.

– В нашем поведении ничего необычного нет, владыка. – Слово «владыка» само вырвалось у га-Мавета, но он об этом не пожалел, даже в голову не пришло. – Но эти люди не хотят умирать – и не умирают.

– И что удивительного ты усмотрел в этом порядки вещей? – переспросил Тиермес.

Га-Мавет застыл, цепенея от ужаса. А владыка Ада Хорэ прошел мимо него, ступая своими прекрасными ногами по плещущемуся морю синего пламени, и сказал:

– Ты так и не понял до сих пор, кто ты. Ничего страшного. У тебя еще есть время – пока. И потом тоже будет очень много времени. Ты же – смерть.

Га-Мавет только моргнул, не смея ни возражать, ни соглашаться. Он слушал.

– Люди умирают только потому, что они приняли этот порядок. Смерть, как и старость, находится внутри каждого человека. Ты никогда не задумывался над тем, почему мы бессмертны, а они нет? Просто мы не хотим умирать, а они готовы к этому. Мы не хотим стареть, а они хотят. Они впустили старость и смерть в самое нутро. И когда перед ними появляешься ты – живая желтоглазая смерть, красивая и всемогущая, они лишь соглашаются с тобой: пора.

Во время битвы они заранее готовы умереть. Они привыкли к тому, что в сражениях убивают. И когда приходишь за ними, они согласны: да-да, меня уже убили.

Так всегда было – и всегда будет. Появляясь перед ними, ты только устанавливаешь привычный им порядок – и они с радостью принимают тебя. Не верь, если они плачут и протестуют. Те, кто не впустил смерть внутрь себя, живут. И с такими ты столкнулся на своем пути. Мне жаль тебя, мальчик. Тебе. обязательно нужно их уничтожить?

– Да.

Тиермес насмешливо посмотрел на га-Мавета и сказал:

– Ты хочешь попросить меня об этом одолжении?

– Да, владыка.

– Мне нравится, когда ты называешь меня владыкой. Это избавит меня в дальнейшем от многих хлопот. И в знак моего благоволения я помогу тебе. Яви мне этих людей.

Одна из колонн потускнела, превращаясь в многогранное зеркало, и в каждой из многих десятков граней отразилось слегка уставшее лицо юной женщины, лишенное возраста. Оно было странным. С первого взгляда никто не назвал бы его прекрасным или восхитительным, но возникало ощущение, что именно его ты всегда ждал и видел в самых сокровенных, самых сладких снах. И поэтому лицо женщины было прекраснее самых прекрасных, невероятных лиц. В нем было все, чего не хватало каждому на протяжении его долгого пути.

И га-Мавет тихо застыл перед зеркалом, не имея и не находя в себе силы сказать, что он просит Тиермеса уничтожить эту женщину. А когда перевел взгляд на владыку Ада Хорэ, то оторопелг. Тот уже не стоял перед зеркалом, а сидел рядом скрестив ноги и задумчиво водил тонкими пальцами по граням. Лицо Тиермеса освещала редкая в Ада Хорэ – светлая и мечтательная – улыбка, словно он вспомнил нечто не зависимое от этого мира, этого пространства, этой тьмы.

– Нет, – сказал он наконец, и зеркала погасли, проявляя внутри себя застывшие растения, – нет, мальчик. В этом деле я тебе не помощник.

Он посмотрел на Малах га-Мавета так, словно впервые его видел:

– Ты бессмертен, но не бесконечен. И я во всякое время могу призвать тебя из твоего мира сюда, потому что Ада Хорэ находится внутри тебя, как смерть – внутри смертного человека. Мое царство тем и страшно, что находится везде.

Глаза Черного бога округлились от ужаса, и Тиермее тихо и невесело рассмеялся:

– Ты и этого не знал? Я в любую минуту могу призвать любого из твоих братьев в этой вселенной и в любой другой. Могу уничтожить любого смертного и бессмертного, потому что мое царство находится внутри них, – и я им хозяин. И лишь немногие существа могут мне противостоять.

– Ты узнал ее? – с отчаянием спросил га-Мавет.

– И ты знаешь ее – не пытайся меня обмануть. Ведь ее нельзя не узнать или спутать с кем-нибудь, правда? Конечно, было бы занимательно попытаться уничтожить ее моими руками, чтобы отнять у меня единственную надежду. Но для того чтобы осуществить такой план, нужно быть гораздо более могущественным, нежели ты. Или... или ты пришел совсем за другим?

Га-Мавет кивнул.

– Поиски оправдания, поиски пути, поиски себя. Какой же ты в сущности ребенок. Прошлое не отпускает тебя вопреки всем усилиям, не так ли? Но и мое прошлое не отпускает меня, с той лишь разницей, что я не прилагаю никаких усилий, чтобы от него избавиться. Я не безумец. На что ты надеялся, идя ко мне? Она может быть здесь, в Ада Хорэ, хотя Ада Хорэ не может быть там, в ней... И мне она нужна живой и неуничтожимой. А тебе – разве нет?

– Да... Нет... Не знаю, – сказал га-Мавет устало. – Мы слишком далеко зашли. У нас нет иного выхода.

– Ничего и никогда не может быть слишком, – прошептал Тиермее. – Ступай отсюда, глупец.

– И все-таки я уничтожу ее – один раз нам это почти удалось.

– Хорошо, – прошелестел голос Бога Смерти, – хорошо... Я посмотрю на тебя... я даже не утверждаю, что буду ей помогать...

И га-Мавет опять остался в темноте. Проклиная все на свете, он начал осторожно спускаться вниз, надеясь, что Тиермее не сыграл с ним одну из своих злых шуток и что сейчас он действительно поднимается из Ада Хорэ на поверхность Арнемвенда.

По дороге он встретил Баал-Хаддада – безглазого Бога Мертвых; и тот показался ему игрушечным и смешным после жуткого великолепия Преисподней. Вспомнив, что он так и несет ее с собой, куда бы ни направился, га-Мавет стрелой понесся к Джоу Лахаталу. Он хотел уничтожить Каэтану, стереть с лица земли непокорных людей, отправить их к своему слепому брату – в общем, сделать что угодно, лишь бы заглушить липкий холодный ужас, который навсегда поселился в нем.

Когда он ворвался в чертоги Джоу Лахатала и промчался по зеркальным залам, то со страхом увидел, что за ним струится голубая тень прекрасного-молодого человека с полупрозрачными драконьими крыльями за спиной.

И ему казалось, что теперь этому не будет конца.

Три человека сидят у костра темной безлунной ночью. Они одеты в темные рясы и подпоясаны жесткими широкими поясами, так что сторонний наблюдатель вполне может принять их за монахов. Впрочем, это и есть монахи, только на Арнемвенде нет такой церкви, к которой бы они принадлежали.