Когда Майкл в год окончания школы победил на математической олимпиаде, от «дядюшки» Блэра пришло поздравительное письмо и экземпляр сборника эссе о канадских писателях под его редакцией. Я читал эту его книжку с нарастающим раздражением, потому что, по правде говоря, она была не так уж плоха.

Когда мы вновь оказались в Торонто, на сей раз без детей, Мириам вдруг спрашивает:

— Днем ты конечно же будешь занят?

— Да, с «Троими амигос», увы.

— Блэр предложил сходить со мной на вернисаж в галерею Айзекса.

Помню, в тот раз я рассказал ей про то, как встретил Дадди Кравица в галерее на Пятьдесят седьмой стрит в Нью-Йорке. Дадди, занимавшийся тогда обустройством своего особняка в Вестмаунте, показал на три заинтересовавшие его картины и сел поговорить с женоподобным, одышливым владельцем.

— Сколько будет стоить, если я освобожу вас от всех трех сразу? — спросил он.

— В сумме это будет тридцать пять тысяч долларов.

Дадди подмигнул мне, отстегнул свой «ролекс», положил часы перед собой на обтянутую кожей крышку стола и говорит:

— Я готов выписать вам чек на двадцать пять тысяч, но мое предложение действует только три минуты.

— Вы шутите?

— Две минуты и сорок пять секунд.

После томительно долгой паузы владелец говорит:

— Я могу спуститься до тридцати тысяч долларов.

Дадди получил эти картины за двадцать пять тысяч, причем они ударили по рукам, когда до срока оставалось меньше минуты, после чего Дадди пригласил меня в свой люкс в «Алгонкине» это дело обмыть.

— Рива пошла делать укладку к Видалу Сассуну. Потом мы с ней идем в «Сарди», а потом на мюзикл «Оливер». Места забронированы. А насчет Освальда — если хочешь мое мнение, так он просто козел отпущения. Этот Джек Руби из одной с ним шайки, ты ж понимаешь.

Мы опустошили тогда восемь мерзавчиков виски из его мини-бара, после чего Дадди принес полный чайник, который прятал под раковиной в ванной, выстроил все пустые бутылочки на столе, вновь их наполнил и, закупорив, поставил на место в бар.

— Ну что, я молодец? — победно ухмыльнулся он.

Приезжая на всяческие конференции в Монреаль (подозрительно часто, как я осознал опять-таки задним числом), Блэр заранее звонил и приглашал нас обоих на обед. Помню, как однажды я снял трубку, услышал его голос и передал трубку Мириам.

— Твой бойфренд, — сказал я, прикрыв микрофон ладонью.

Как обычно, сам я отказался, сославшись на дела, а Мириам еще и уговаривал пойти.

— Что же он все не женится?

— Потому что он безнадежно влюблен в меня. Ты не ревнуешь?

— К Блэру? Не смеши меня.

Однажды, когда все дети были в школе, позвонил бывший продюсер Мириам, Кип Хорган, и очень уговаривал ее снова пойти к нему работать, пусть пока хотя бы внештатно.

— Нам тебя ужасно не хватает, — сказал он.

Как-то раз мы сидели вместе в «Лез Аль», Мириам дождалась, когда я займусь «реми мартен X. О.» и «монтекристо», и говорит:

— Что бы ты сказал, если бы я вернулась на работу?

— Но мы не нуждаемся в деньгах. Нам и так хватает.

— А может, мне работа нужна как стимул.

— Ага. Ты будешь день-деньской на Си-би-си, а кто же мне обед приготовит?

— Какой ты тиран, тиран, Барни! — бросила мне она, выскакивая из-за стола.

— Да я же шучу.

— Нет, ты не шутишь.

— Куда ты помчалась? Я еще не допил.

— Зато я и допила, и доела, а теперь пойду погулять. Даже горничным иногда полагается выходной.

— Постой. Присядь на минуту. Знаешь, мы ведь никогда не бывали в Венеции. Я сейчас пойду прямо в «Глобал трэвел». А ты ступай домой и собирайся. Побыть с детьми уговорим Соланж и сегодня же вечером отправляемся.

— Ну здрасьте. Да ведь завтра у Савла с его командой «умников» встреча с «Лоуер-Канада-колледжем».

— Ледяные «беллини» в «Гаррис-баре». Carpaccio. Fegato alia veneziana[333]. Пьяцца Сан-Марко. Понте Риальто. Остановимся в «Палаццо Гритти», наймем катер и на нем поедем в Торчелло, чтобы позавтракать в «Чиприани».

— Странно, что ты не предложил мне норковое манто.

— Что бы я ни делал, все плохо.

— Не все, но достаточно многое. А теперь, с твоего позволения, я пойду пройдусь. Может, схожу в кино. Так что не забудь забросить белье в прачечную — оно в машине на заднем сиденье. Вот список, что нужно купить у Штейнберга, а вот квитанция на подушечку, которую я отдала в починку Лоусону — это на углу Клермонт-авеню. Если у тебя хватит терпения объехать квартал три раза, парковочное место найдешь. Времени на то, чтобы свозить Савла за новыми ботинками к «Мистеру Тони», у тебя не останется, но ты можешь успеть заскочить в «Паскаль», купишь мне восемь вешалок, а еще надо вернуть и получить назад деньги за тостер — раз уж тебе по дороге, — он не работает. Ужин придумай сам. Обожаю сюрпризы. Привет-привет. — И ушла.

В тот вечер мы ели магазинную китайскую еду. Чуть теплую и слипшуюся.

— Молодец у нас папочка? — потешалась Мириам.

Дети, чувствуя дурные флюиды, ели не поднимая глаз. Но, когда они ушли спать, мы с Мириам выпили бутылку шампанского и занялись любовью, смеясь над утренней ссорой.

— Я же знаю тебя, — говорила она. — Возвращать тостер ты наверняка и не подумал, просто выкинул его в ближайшую урну, а мне сказал, что деньги за него получил.

— Клянусь на головах детей, что я вернул тостер, как приказала мне моя домоправительница.

Следующим вечером, в четверг, я слег с гриппом, не смог пойти на хоккейный матч и смотрел его по телевизору, закутанный в одеяло на диване. Ги Лафлёр за своей синей линией перехватил неточный пас бостонцев и помчался с развевающимися волосами через центр площадки под рев трибун, от которого сотрясался весь стадион «Форум». «Ги! Ги! Ги!» Лафлёр обошел двух защитников, обманным движением заставил вратаря плюхнуться на лед и вот-вот уже должен был коронным своим бэкхендом… Но тут опять Мириам завела свое:

— Знаешь, а ведь, чтобы работать внештатно, мне вовсе не нужно твоего разрешения.

— Как же он мог так промазать по пустым воротам!

— Мне жизнь дана вовсе не для того, чтобы подбирать за тобой грязные носки и мокрые полотенца, водить детей к зубному и хлопотать по хозяйству, а в промежутках врать по телефону, будто тебя нет дома, если тебе нежелателен этот звонок.

— Три минуты! Всего три минуты до конца периода!

За воротами Милбери налетел на Шатта и повалил его, но тут Мириам заслонила собой экран.