ставшие хрестоматийными и прочно вошедшие в круг детского чтения «Мать» (1906) и «Детство» (1913), неоднократно переиздававшиеся в «Детгизе» в 1930-х годах[1320]. Женские образы в этих произведениях всесторонне проанализированы в исследовательской литературе. Горький уделял большое внимание положению женщины, намеревался написать книгу, осветив ее роль на разных этапах исторического развития человечества. «Женскому вопросу» он посвятил две публицистические статьи с одинаковым названием «О женщине» (1930 и 1934). Еще больший интерес он проявлял к детской литературе и много писал о том, что детей надо воспитывать на живой подлинной жизни, чтобы из детей вырастали «не рабы житейского дела, а свободные творцы и художники»[1321]. Постулаты писателя на долгое время определили пути развития советской детской литературы, а указания и советы Горького были приоритетными при разработке планов издания «Детгиза» в 1930-е годы.

Мы сосредоточим свое внимание на менее известных женских образах, появившихся в 1930-е годы и формировавших детские представления об идеальной матери, бабушке, тете.

Прежде всего стоит отметить, что в детской литературе указанного периода образ женщины в заглавии и на обложке встречается довольно редко. В книге перед нами возникает, как правило, самостоятельный детский мир. Мамы нет дома, она присутствует в произведении как мать отсутствующая. Это неслучайно: юный читатель хочет читать произведения прежде всего о своих сверстниках; самое интересное происходит, когда дома нет взрослых. Герой-ребенок остается без контроля, заботы, внимания, опеки, которые бы ему обеспечили родные, и проявляет самостоятельность. Так рассуждает герой повести Н. Саконской десятилетний мальчик Геня:

После обеда мама куда-то ушла, а без нее можно делать все, что вздумается. И почему это так интересно делать то, чего нельзя? Например, стоять на сквозняке у открытого окна? Или пускать мыльные пузыри прямо в комнате? До чего смешно смотреть на Кисюкевича, когда он гоняется за легкими радужными шариками! Еще интересно рыться в маминой круглой коробке. Ой, сколько там всякой всячины! Бусины, ленточки, пуговицы разные, разные…[1322]

Образ женщины в детской литературе почти всегда факультативен и всегда социально ориентирован (т. е. это не абстрактный, а вполне конкретный образ матери, жены, бабушки, тети, соседки, работницы и др.). Такая социальная конкретика — общее свойство детской литературы. Фигура женщины, как правило, возникает в связи с главным героем — ребенком, подростком — вплетена в цепочку событий, происходящих с главным героем. Даже там, где номинально мама или бабушка выступают в роли заглавного персонажа, главным действующим лицом все равно будет ребенок.

Советские дети имели возможность прочитать о матери В. И. Ленина в книге А. И. Ульяновой-Елизаровой «Детские и школьные годы Ильича»[1323], [1324]. В книге рисуется образцовый семейный мир Ульяновых, в котором матери отведена одна из ключевых ролей. Особенно подчеркивались автором воспитательные способности матери, ее умение поддерживать дисциплину и давать детям необходимую свободу[1325]. Хотя ее образ овеян романтическим ореолом, она сохраняет свою индивидуальность. Автор отмечала, что домашняя атмосфера и особенно мама повлияли на формирование характера юного Владимира Ульянова. Идиллические картины из жизни семьи Ульяновых перемежались рассказами о трудолюбии, о воспитательных принципах, о важности учебы, о бережливости, о лжи, о самообразовании и пр. Книга, выдержавшая несколько изданий, демонстрировала идеальный образ женщины, жены и матери, чьи воспитательные стратегии поддерживались семейными традициями. Приоритетной в этом произведении оставалась роль матери-воспитательницы, матери-наставницы. Такой образ, оторванный по сути от социальных реалий, был нетипичен для детской литературы этого периода. Более близкими и понятными для большинства юных советских читателей были образы других женщин.

Несколько женских типов было представлено в повести Д. Бродской о «прислугиной дочке» «Марийкино детство»[1326]. Для раскрытия центрального образа девочки автор изобразила запоминающиеся фигуры взрослых: мамы (горничной и кухарки) и докторши-барыни Елены Матвеевны Мануйловой, родной скупой бабушки Михельсон и щедрой старухи-чулочницы Маласихи. Поскольку это образы второстепенные, автор часто ограничивается портретными характеристиками, но и такое схематичное изображение женщин позволяло юному читателю увидеть многообразие их типов. Повесть Бродской «в верном зеркале»[1327] демонстрировала юным советским читателям жизнь «кухаркиных детей» дореволюционной России и позволяла сделать нужные выводы.

Образ чрезмерно заботливой мамы-наседки появляется в книге Н. П. Саконской о десятилетнем музыканте-скрипаче Гене Штруке «Поющее дерево»[1328]. Фигура гиперопекающей мамы чрезвычайно редка для советской детской литературы. Как и в книге Бродской, образ мамы в повести «Поющее дерево» второстепенен и нужен лишь для развития действия, помогая раскрыть центральный образ ребенка. Гиперопека Гениной мамы проявляется в избыточной заботе о сыне, в суетливости и непоследовательности, что позволило критически настроенным читателям указать на карикатурность ее образа[1329]. По мнению читателей, такая упрощенная трактовка фигуры матери не отвечала требованиям времени: образ советской женщины должен быть глубже и сложнее. Без внимания критиков, однако, осталась важнейшая роль мамы Гени (не значит ли его имя «гений»?) — быть матерью-подругой талантливого, но своенравного и капризного ребенка.

Показательные критические мнения взрослых читателей о матери из повести Саконской, опубликованные в журнале «Детская литература», демонстрировали желание усложнить в детских книгах образ женщины, расширить ее социальные функции. Такова мудрая, строгая, самостоятельная, понимающая и всепрощающая мать и жена в книге А. П. Гайдара «Чук и Гек». Написанный в 1939 году рассказ сразу полюбился читателям и по сей день переиздается. Образ женщины можно назвать классическим: перед нами заботливая мама двух озорных мальчишек и верная супруга, отправившаяся через всю страну к своему мужу. Это своеобразный вариант новой «декабристки» (тем более что действие рассказа происходит в декабре) — русская женщина-патриотка, самоотверженная, решительная, не останавливающаяся ни перед какими трудностями.

Социально-политический заказ на изображение работающей женщины озвучил в своей речи на Совещании по детской литературе заведующий отделом культурно-просветительной работы ЦК ВКП(б) А. Щербаков:

Работница-мать, имеющая детей, при капитализме обречена на гибель, так же как обречены на гибель или прозябание ее дети. Тот писатель, который стал бы иначе изображать это явление, фактически стал бы на путь замазывания одного из самых основных противоречий капитализма. У нас также еще есть матери-работницы, зарабатывающие немного, имеющие детей и переживающие сегодня трудности. Но завтра эти женщины могут стать стахановками. ‹…› Они завтра заработают вполне достаточно, а их дети наверняка станут летчиками, инженерами, учеными, государственными людьми. ‹…› Вот какова она, классовая правда. Она же есть художественная правда[1330].

В 1939 году тиражом 100 тыс. экземпляров вышла небольшая книжка Е. А. Благининой «Вот какая мама!» для дошкольников с рисунками А. Боровской[1331]. В нее вошло одноименное стихотворение, которое многократно переиздавалось в «Детгизе», и еще два: «Я игрушек не ломаю» и «Про папу». Это сборник стихов об идеальном мире традиционной семьи: на обложке книги изображены мама