– Ну что, есть результаты или нет? – заорал он, подходя к дверям кухни.

– Мистер, это дело требует времени и сил, – ответил Гелиогабал.

– Время! В нем–то вся загвоздка. Отошли его в прошлое, скажем, года на два, и пусть купит каньон Генри Уоллеса на мое имя. Можешь ты это сделать?

Бликмен не ответил: вопрос был слишком глупым, чтобы думать над ним. Арни, помрачнев, захлопнул дверь и вернулся в гостиную.

«Тогда заставь его послать меня в прошлое, – продолжал он беседовать сам с собой. – Эта способность путешествовать во времени – стоящая штука. Почему я не могу добиться желаемого? Что с ними со всеми творится? Специально хотят меня позлить? Но долго я терпеть не стану».

К часу дня из компании И не поступило еще ни одного вызова. Джек Болен, сидевший в ожидании перед телефоном у Дорин Андертон, понял: что–то случилось.

В половине второго он сам позвонил И.

– Я думал, мистер Котт поставил тебя в известность, Джек, – невозмутимо ответил И. – Ты больше не работаешь у меня. Ты принадлежишь ему. Спасибо за службу.

– Котт приобрел мой контракт? – с отчаянием спросил Джек.

– Именно так.

Джек повесил трубку.

– Что он сказал? – спросила Дорин, не спускавшая с него глаз.

– Я принадлежу Арни.

– И что он собирается делать?

– Не знаю. Наверное, надо позвонить ему и спросить. Похоже, сам он не собирается мне сообщать.

«Играет со мной, – подумал Джек. – Садистские игры».

– Незачем ему звонить, – возразила Дорин. – Он никогда ничего не говорит по телефону. Надо идти к нему. И я хочу пойти с тобой – пожалуйста, позволь мне.

– Ладно, – ответил Джек, направляясь за своей курткой. – Пошли.

Около двух часов дня Отто Цитте высунул голову из боковой двери дома Боленов и убедился, что вокруг никого нет. «Он может спокойно идти», – подумала Сильвия Болен, наблюдая за ним.

«Что я наделала? – спрашивала она себя, стоя посреди спальни и неловко застегивая блузку. – И я еще надеюсь сохранить это в тайне? Даже если его не видела миссис Стайнер, он, безусловно, сам все расскажет Джун Хинесси, а уж она разболтает по всему побережью канала Уильяма Батлера Йетса – она обожает сплетни. И Джеку все станет известно. Уже не говоря о том, что Лео может раньше приехать домой…»

Но теперь было слишком поздно. Дело сделано. Отто собирал чемоданы, готовясь идти.

«Лучше бы я умерла», – подумала Сильвия.

– До свидания, Сильвия, – торопливо проговорил Отто, направляясь к двери, – я позвоню тебе.

Она не ответила, сосредоточенно надевая туфли.

– Ты не хочешь попрощаться со мной? – спросил Отто, останавливаясь у двери.

– Нет. Убирайся отсюда – ответила она, метнув в него яростный взгляд. – И не вздумай вернуться – я ненавижу тебя.

– За что? – пожал он плечами.

– За то, что ты отвратительный человек! Я никогда в жизни не имела дел с таким отвратительным человеком. Наверное, я просто сошла с ума, это все из–за одиночества.

Похоже, он действительно обиделся и, залившись краской, остановился у дверей, переминаясь с ноги на ногу.

– Между прочим, идея принадлежала в равной степени и тебе, – наконец пробормотал Отто.

– Убирайся, – повторила она, поворачиваясь к нему спиной.

Наконец раздался звук открывающейся двери, потом хлопок – дверь закрылась, и он ушел.

«Больше никогда, никогда в жизни», – произнесла Сильвия и направилась в ванную за бутылочкой фенобарбитала: поспешно налила стакан воды, приняла сто пятьдесят миллиграммов и запила их одним большим глотком.

«Напрасно я так вела себя с ним, – неожиданно пронзило ее чувство стыда. – Это нечестно: он ни в чем не виноват, я сама во всем виновата. К чему винить его, если вся беда во мне? Не он, так кто–нибудь другой рано или поздно… Интересно, он еще вернется? Или я выгнала его навсегда?» Сильвия снова почувствовала себя одинокой и несчастной, обреченной на бесконечное блуждание в беспросветной мгле. «На самом деле он был очень мил. Мягок и предусмотрителен. Могло быть гораздо хуже».

Она вышла на кухню, уселась на стол, взяла телефон и набрала номер Джун Хинесси.

– Алле? – откликнулась Джун.

– Угадай, что со мной было, – начала Сильвия.

– Что?

– Постой, я закурю сигарету. – Сильвия закурила, достала пепельницу, поудобнее поставила кресло и приступила к рассказу, снабжая его бесконечными подробностями, некоторые из которых сочинялись тут же.

К ее удивлению, процесс повествования доставил ей такое же удовольствие, как и само происшествие.

А может, даже несколько большее.

Летя над пустыней к своей базе, Отто Цитте вспоминал свидание с миссис Болен и поздравлял себя с успехом: приступ раскаяния и обвинений, происшедший с Сильвией при расставании, он считал совершенно нормальным и пребывал в прекрасном расположении духа.

«Такую реакцию можно было ожидать», – утешал себя Отто.

Он с этим уже сталкивался. Конечно, пора привыкнуть к маленьким уловкам, столь свойственным женскому сознанию: рано или поздно наступал момент, когда им хотелось закрыть глаза на действительность, и они начинали обвинять всех, оказывавшихся рядом.

На самом деле Отто это мало заботило: ничто не могло отнять у него воспоминаний о счастливых мгновениях, которые они разделили.

Что теперь? Перекусить, отдохнуть, побриться, принять душ и переодеться… И еще останется время на коммивояжерскую поездку без всяких побочных намерений, только для чистого бизнеса.

Впереди виднелась рваная гряда горных вершин: скоро он будет на месте.

Ему показалось, что прямо впереди над горами поднимаются клубы отвратительного серого дыма.

Отто испуганно прибавил скорость. Сомнений нет – дым поднимался с его посадочной площадки. «Они обнаружили меня! – со сдерживаемым всхлипом догадался он. – Меня ждут люди ООН». Но ему ничего не оставалось, как добраться до места и все выяснить.

Внизу виднелись развалины посадочной площадки. Он бесцельно снова и снова кружил над дымящимися руинами, громко и не таясь рыдая. Впрочем, никаких признаков ООН не было видно – ни военных ракет, ни солдат.

Неужели взорвалась челночная ракета?

Отто поспешно посадил вертолет и бросился бегом по дымящейся почве к развалинам, которые еще недавно были его складом.

Достигнув ориентировочной вышки, он заметил, что к ней приколот обрывок картонки: «Арни Котту не нравится, чем ты занимаешься».

Он перечел записку несколько раз, но никак не мог уловить ее смысл. Арни Котт… он как раз собирался к нему отправиться… Арни был лучшим покупателем Норба. Что это значит? Неужели он успел чем–то обидеть Арни? А если нет, то чем еще можно объяснить его гнев? Чем он заслужил его?