Когда отец и мама уехали на свидание, я решила наконец распаковать свои коробки.

Как только я распаковала первую коробку, я поняла, что мешало мне сделать это прежде. Дело в том, что трудно решить, что стоит оставить, а что нужно выбросить, когда у тебя есть только тридцать минут для того, чтобы разобрать твои вещи, тебе дали недостаточно много коробок и ты к тому же безутешно рыдаешь. И я поняла, что наделала кучу ошибок. Я выбросила вещи, которые, как я теперь понимала, нужно было оставить, и оставила те, которые следовало выбросить. Но я не хотела заниматься ими. Проще было спрятать их, чем с ними разбираться, потому что я знала – вернуться и все исправить будет невозможно.

И все же я не могла заставить себя выбросить тот стикер. Только не теперь, ведь он был единственной вещью, напоминавшей мне о Морган.

Я выбрасывала пачку старых тетрадей на спиральках, когда из пачки вдруг выпала рабочая карточка и, кружась, упала на пол. Я сделала ее на уроке основ безопасности жизнедеятельности в неполной средней школе. Это был рисунок гипофиза, расположенного в человеческой голове где-то под ухом.

Сам по себе рисунок не был хламом. Уверяю, у меня нет какой-то особой привязанности к гипофизу. Но я затаила дыхание, когда увидела закорючки, которые пририсовала к голове цветными карандашами, длинные волосы, карие глаза, розовые губы, чтобы она стала похожа на мое лицо. Инициалы Джесси Форда в капельке крови, которая стекала в мой кровоток. Я даже придала этой капельке крови форму сердечка.

Это было доказательством того, что я действительно любила Джесси Форда всегда, во всяком случае с шестого класса, когда, как я думаю, девочка может впервые влюбиться в мальчика по-настоящему. И Джесси ненадолго осознал, что любил меня тоже. Но к тому времени я была уже другим человеком. Я не могу сказать хорошим человеком, но все-таки человеком, который уже не мог игнорировать собственные недостатки.

И все-таки я колебалась, выбрасывать картинку или нет, потому что сколько девушек могут сказать, что они получили то, чего всегда хотели?

Я взяла картинку и по мессенджеру переслала ее Джесси. Джулия и его мать поселились в часе езды от его бабушки. И теперь, когда о Джулии было кому позаботиться, Джесси решил уехать в Калифорнию. Точнее, в Лос-Анджелес. Там он учился на курсах актерского мастерства. Он даже снялся в телевизионном ролике, рекламирующем машину. В нем студенты колледжа сворачивали с шоссе и колесили по пустыне в поисках наилучшего места для наблюдения за падением на землю метеоритного дождя. В ролике у Джесси была роль без слов – он играл водителя. На эту роль он был выбран очень удачно. Меня не удивило, что Джесси решил стать актером.

«Это лучшее, что я когда-либо видел, – написал парень в ответ. – Мне тебя недостает».

Мне тоже недоставало Джесси. Но не в том смысле, на который надеялся он. Мне недоставало его как парня, которого бросила я. И совсем другое дело, когда бросают тебя.

Когда отец и мама пришли домой, я сидела в гостиной и смотрела телевизор. Я распаковала три коробки, а на две остальные у меня уже не хватило сил.

Мама принесла мне из ресторана кусочек торта.

Когда она пошла на кухню, чтобы принести мне вилку, я спросила отца:

– Ты слышал, что плотину уже достроили?

– Да. Ребята в магазине говорили об этом. Спрашивали, не поеду ли я на открытие и не устрою ли скандала. – Я почувствовала, как мама замерла в дверном проеме. Но отец только беспечно откинулся на спинку дивана. – Я сказал им, что они спятили. Во мне еще остался боевой дух, и много, но теперь я борюсь за то, что действительно важно.

– А я думаю поехать, – усмехнулась я. – Чтобы посмотреть, кого я там встречу.

Мама нахмурилась. Она села на диван и потерла мою голову:

– О Кили, я не хочу, чтобы ты питала напрасные надежды. Я точно знаю, что Морган там не будет. Энни работает, и она сказала, что Морган очень серьезно относится к своей работе в церковной группе, а они как раз в это время собираются куда-то ехать, чтобы собирать урожай яблок.

Казалось, мама хотела сказать еще что-то, но в последний момент передумала, и я была этому рада. Мы обе надеялись, что когда-нибудь Морган и я помиримся и тогда я узнаю все подробности ее новой жизни от нее самой.

Однако мне было больно узнать, что Морган на открытии плотины не будет, ведь я на это так надеялась. Может быть, это стало бы для меня испытанием – хватит ли у меня духа встретиться с Морган лицом к лицу.

Возможность нашего примирения казалась мне все более и более призрачной. Горло мое сжалось, и я заплакала.

– Мама, а у тебя когда-нибудь была такая ссора с миссис Дорси? Такая же долгая?

У мамы тоже стояли на глазах слезы. Она вытерла большими пальцами сначала мои глаза, потом свои.

– Нет, – вздохнула она. – Таких не было. Но я не могу сказать, что у нас с ней вообще не было ссор. Поверь мне, были. Нам приходилось переосмысливать нашу дружбу сто раз, и каждый раз по-разному.

– Я не знаю, как это исправить.

– Ты должна научиться любить себя, Кили. Что сделано, то сделано. Я знаю, ты хочешь вернуться назад и все переделать, но это невозможно. Но ты все равно должна научиться жить дальше.

Отец потянулся к журнальному столику и нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Телевизор вспыхнул и погас. Затем он повернулся на диване и сел лицом ко мне:

– Я хочу сказать тебе кое-что, Кили.

Мама поняла, что он хочет остаться со мной вдвоем, и вышла в кухню. Я слышала, как она гремит посудой. Мы с отцом никогда не разговаривали о том, что случилось в тот вечер, когда мы уехали из Эбердина.

– Мы оба: твоя мать и я – так тобой гордимся. Ты перебралась в этот новый город, ты замечательно учишься в школе, но я знаю, что ты скучаешь по своим друзьям. – Отец сделал глубокий вдох. – Я совершил много ошибок. Но больше всего я сожалею о том, что втянул тебя в свои дела.

– Виноват не один ты, папа, я тоже много всего накосячила. – Я положила голову ему на плечо. – Но все равно спасибо, что ты мне это сказал.

– Это было как наркотик. Выглядеть в твоих глазах и в глазах твоей мамы, не говоря уже о жителях города, человеком, который может