– Сядьте, – сказал Мейер, и Бенита, пребывавшая в трансе, опустилась на ступеньки у подножия креста, поставила лампу на каменные плиты пола и низко опустила голову, так что ее длинные волосы упали на ее обнаженные ноги и совсем закрыли их. Он подержал руки над ее головой и спросил:

– Вы спите?

– Да, – отвечала она странным тихим голосом.

– Ваша душа бодрствует?

– Бодрствует.

– Прикажите ей вернуться назад, сквозь многие века, к самому началу, и скажите мне, что вы там видите.

– Я вижу грубую пещеру и диких людей, обитающих в ней. Там умирает старик, – указала она вправо, – и чернокожая женщина с ребенком у груди ухаживает за ним. Мужчина – это ее муж – входит в пещеру. В одной руке он несет факел, а другой тащит козла.

– Довольно, – сказал Мейер. – Как давно это было?

– Тридцать три тысячи двести один год назад, – без колебаний ответила она.

– Пропустите тридцать тысяч лет, – приказал он, – и скажите мне, что вы видите.

Наступило довольно продолжительное молчание.

– Почему вы не отвечаете? – спросил он.

– Будьте терпеливы: я переживаю все эти тридцать тысяч лет – много жизней, много веков, но ничто не может быть пропущено.

Снова воцарилось довольно продолжительное молчание, после чего она наконец заговорила:

– Все они исчезли, и теперь, три тысячи лет тому назад, я вижу это место сильно изменившимся и населенным толпой молящихся людей в странных одеяниях с пряжками. Позади меня стоит изображение богини с жестким, спокойным лицом, перед алтарем горит огонь, и священники в белых одеяниях приносят в жертву младенца, который громко кричит…

– Дальше, дальше, – перебил ее Мейер, словно почувствовав весь ужас описываемой сцены. – Пропустите две тысячи семьсот лет и скажите, что вы видите.

Снова наступила пауза, во время которой душа, пробужденная им в теле Бениты, переживала все эти века. Наконец она медленно проговорила:

– Ничего, это место черное и пустынное, и только мертвые спят под полом.

– Подождите возвращения живых и тогда говорите, – приказал Джейкоб.

– Они здесь, – сказала она довольно скоро. – Бритые монахи, из которых один создает это Распятие, а затем их потомки, преклоняющие колени перед изображением над алтарем. Они приходят и уходят; о ком же я должна рассказывать?

– Расскажите о португальцах, о тех, которые оказались вынужденными умереть здесь.

– Я вижу их всех, – ответила она после некоторой паузы. – Их двести три человека. Они ободраны, измучены и голодны. Среди них находится красивая молодая девушка. Она приближается ко мне, проникает в меня… спросите ее, – договорила Бенита едва слышным голосом, – я уже больше не я.

Мистер Клиффорд хотел было удержать его, но Мейер сердито велел ему молчать.

– Говорите, – приказал он, но сидевшая перед ним молодая девушка только покачала головой. – Говорите, – повторил он, и чей-то голос, непохожий на голос Бениты, ответил ему на незнакомом языке:

– Я слышу, но не понимаю ваших слов.

– Великий Боже! – воскликнул Мейер. – Она говорит по-португальски. – Это открытие поразило его, так как он знал, что Бенита не говорила на этом языке. Сам же он был с ним немного знаком, так как ему довелось некоторое время прожить в Лоренсу-Маркише[29].

– Великий Боже! – воскликнул Мейер. – Она говорит по-португальски

– Кто вы такая? – спросил он по-португальски.

– Я Бенита да Феррейра. Я дочь капитана Феррейры и его жены, донны Христины, которые и сейчас стоят возле вас. Обернитесь, и вы увидите их.

Джейкоб вздрогнул и беспокойно огляделся по сторонам.

– Что она сказала? Я не расслышал, – спросил мистер Клиффорд.

Мейер перевел ее слова.

– Но это черная магия! – воскликнул старик. – Бенита не знает португальского языка, как же она может говорить по-португальски?

– Это происходит оттого, что она перестала быть нашей Бенитой и превратилась в другую Бениту, Бениту да Феррейра. Молимо был совершенно прав, когда говорил, что она унаследовала душу умершей девушки, так же как и ее имя.

– Прекратите, – сказал мистер Клиффорд. – Это слишком страшно. Разбудите ее, иначе я сделаю это сам!

– И убьете ее. Я вам говорю, что если вы только тронете или разбудите ее, то она сейчас же умрет. – Мейер указал на сидевшую перед ними фигуру девушки, которая была так бледна и неподвижна, что казалась уже умершей. – Не бойтесь, – продолжал он, – клянусь вам, что с ней не случится ничего дурного, клянусь, что я буду переводить вам каждое ее слово. Обещайте не трогать ее, иначе я ничего не скажу вам, и ее кровь падет на вашу голову.

– Обещаю, – со стоном произнес мистер Клиффорд.

– Расскажите мне вашу историю, Бенита да Феррейра. Каким образом вы и ваши единоплеменники попали сюда?

– Народ Мономотапы восстал против нашего владычества. Они убили многих среди нас, убили моего брата и человека, с которым я была обручена. Мы, оставшиеся в живых, бежали к северу, в эту старую крепость, надеясь спастись отсюда по реке Замбези. Наш вассал, Мамбо, дал нам здесь убежище, но целые тысячи враждебных нам племен окружили стены и сожгли все лодки, так что мы не могли бежать по воде. Мы много раз отгоняли их от стен, пока ров не наполнился их трупами. Наконец они перестали нападать на крепость.

Затем эти люди стали морить нас голодом и вскоре овладели первой стеной. Мы продолжали голодать, и они захватили вторую стену, но третью одолеть не смогли. Так мы и умерли: каждый из нас по очереди ложился и умирал в этой пещере. Наконец в живых осталась только я одна, потому что, пока еще оставалась пища, ее отдавали мне, дочери капитана. Да, я стояла на коленях у подножия креста, возле тела моего отца, и молила святого сына Марии послать мне смерть, которая никак не хотела прийти за мной. Вдруг я упала в обморок. Когда я пришла в себя, возле меня стоял Мамбо со своими людьми. Узнав, что мы все погибли от голода, наши преследователи ушли, а Мамбо, скрывавшийся со своим народом за рекой, вернулся ко мне, так как они знали ход на верхнюю стену. Они унесли меня от мертвых и дали мне пищи, так что мои силы скоро вернулись. Ночью, однако, я убежала от них, не желая больше жить, и взошла на черную скалу, где они и увидели меня при восходе солнца. Они просили меня сойти вниз, обещая мне свою защиту, но я сказала «нет», ибо в душе моей не было ничего, кроме злобы и желания умереть, чтобы скорее соединиться с моим отцом, с моим братом и еще с одним человеком, который был мне дороже всего на свете. Тогда они спросили у меня, где спрятан клад.