— Плохой сон, — говорит она. — Зачем ты сбываешься?

У стены Собора отец Ксавье слышит её голос и поднимает голову. Видит маленькую фигурку девочки высоко вверху. Девочка садится на поручни, свешивает ноги вниз, через край. Зажимает пальчиками нос, будто собирается прыгнуть в бассейн.

— Амелия, нет!!!

— Богу не нужен Маленький принц, — завершает девочка. — Богу нужен Лис.

Всё случается одновременно: Бастиан Каро вылетает на площадку колокольни, отец Ксавье бросается к острым ледяным шипам у стены башни, и маленькая Амелия Каро легко отталкивается от колонны и, раскинув руки, прыгает вниз…

…в руки Ксавье Ланглу. Священник и девочка падают в сияющую ледяную синеву, распускающуюся под ними яркими цветами и нежно-зелёной листвой. Толпа перед Собором изумлённо ахает. Полицейские пятятся, многие бросают оружие и осеняют себя крестным знамением. Дети ликующе вопят и несутся вытаскивать отца Ксавье и рыжую малютку из зарослей зелени.

Акеми поднимает голову и прислушивается. Мир наполняется шорохами листвы и непривычным свежим запахом. Из-под ног лезет молодая трава — мягкая, шелковистая, совсем не похожая на колючки Третьего круга. Акеми смотрит вокруг: льда больше нет, только туман и цветы.

В проломе соборной стены туман сгущается, постепенно принимая очертания человеческой фигуры. Серое бесформенное платье, белокурые локоны, уложенные в строгую причёску, взгляд, тёплый и кроткий, устремлённый на Амелию и Ксавье.

— Мама!!! — радостно кричит девочка и со всех ног несётся к женщине, вышедшей из тумана.

Вероника подхватывает дочь на руки, прижимает к себе. Амелия осыпает её щёки поцелуями, оборачивается и восторженно зовёт:

— Отец Ксавье! Ну что же вы? Мама вернулась! Она настоящая!

Бастиан Каро садится на каменный пол колокольни и закрывает лицо ладонями. Всё, что есть у него отныне — память о том, что теперь навсегда потеряно. Остался только дикий ужас, с которым оглянулась на него перед прыжком единственная дочь. И безмятежное лицо женщины, что восемь лет назад он назвал своей женой.

Молодая женщина с Амелией на руках медленно идёт к краю лестницы Собора и останавливается на верхней ступеньке. Обводит взглядом притихших людей и негромко говорит:

— Он сказал: хватит крови. Живите. Растите детей. Он дал вам Азиль как спасение, вы же сами превратили его в руины. Но Он милосерден. Он прощает.

— Смерти нет? — весело спрашивает Амелия, болтая ногами.

— Есть. Но если я правильно Его понял, Бог может и передумать, конопушка, — отвечает Ксавье Ланглу и улыбается. — Кто ж Ему запретит…

По мосту в тумане бредёт старый нищий, бережно баюкая в руках пустоту. Губы его медленно шевелятся, глаза сияют.

— Самэ ама-алаа… Оро келена, — звучит будто из ниоткуда. — Оро келе-ена-а, дивэ келена… Са о рома…

— Са о рома, бабо, бабо, — вторит Вероника. — Са о рома, о дайе…

На руках нищего возится и хнычет младенец. Среди белоснежных пелёнок мелькают маленькие ручки и ножки. Акеми медленно поднимается с колен, не в силах поверить в то, что видит.

Старик опускает младенца на землю. Смотрит на него с улыбкой.

— Возвращайся, — звучит голос из ниоткуда. — Иди же к ней.

Ребёнок перестаёт плакать, садится. Смотрит на Акеми и неуверенно встаёт на ноги. Делает первый шаг. Малышу год, ветер чуть колышет светлый нежный пушок на макушке. Ещё шаг — уверенный, настоящий. И ещё. И следующий. Четыре года. Пять. Вокруг талии малыша повязана пелёнка, но Акеми точно знает, что это мальчик. Шаг. Ему шесть, он плачет, пряча лицо в ладонях. Алые рубцы ожогов вздуваются на гладкой коже левого плеча. Шаг. Ещё шаг. У мальчишки безмятежно-синие глаза и волосы цвета спелой пшеницы, собранные в хвост на макушке. Шаг — и длинная чёлка падает на левую щёку, скрывая шрамы. Шаг. Другой. Третий. Худенький подросток встречается глазами с Акеми Дарэ Ка.

— Жиль… — зовёт она тихо-тихо, боясь до оторопи, что он не вспомнит её.

Мальчишка делает ещё два шага и останавливается. Акеми не выдерживает, несётся к нему, обхватывает с разбегу, стискивает в объятьях.

— Сломаешь, сэмпай, — шепчет он ей на ухо.

Акеми утыкается носом в родинку под его левой ключицей, и выдыхает:

— Не вздумай…

— Не уйду. Больше никогда. Вот так вот.

Ветер разгоняет остатки тумана, и солнечный свет льётся на зеленеющие поля, шумящие листвой сады — на многие-многие километры вокруг города. Люди стоят и смотрят, как тают, исчезая, тонкие серебряные нити там, где прежде был Купол над Азилем.

Старый нищий медленно уходит прочь от поражённых, опьянённых чудом людей. Его догоняет Амелия, вежливо трогает за руку. Когда старик останавливается, девочка повисает на его шее и целует в щёку.

— Спасибо! — звонко кричит малышка и со всех ног бежит обратно — туда, где стоят, глядя на неё, мама и отец Ксавье.

Бог машет ей вслед рукой и улыбается.