Реально.

Порой её одолевали смутные предчувствия надвигающейся беды, и никто… никто не мог выдернуть её из этого губительного состояния. Еле доживала до момента, когда сможет запереться в ванной и прочесть накопившиеся за день сообщения, радуясь как малое дитя даже самому элементарному «Привет. У меня всё хорошо. Ты там как?»

О, она тоже неплохо. У неё тоже всё хорошо. Скучала, правда, за ним сильно-сильно, а так… всё просто опупенно. Море. Солнце. Пляж. Шикарный отель. Изысканная еда. Что ещё надо, так ведь?

Зачем ему знать, что внутри неё всё выжжено. Что на душе скреблись противные злобные кошки, а в груди было настолько тяжело и больно, что порой перехватывало дыхание.

Это был не отдых, а самые настоящие муки. Он там с Глебом. Она здесь с Мариной. Не с кем поговорить, не с кем поделиться. Хорошо, хоть сын был рядом. Ведь когда он радовался — ей тоже становилось легко. Когда смеялся — на её лице тоже непроизвольно появлялась улыбка. Потому что всё, чтобы она не делала, на чтобы не решилась в дальнейшем — всё было ради его счастья. Чтобы он всегда был рядом и никогда не расстраивался. Иначе она не представляла свою жизнь.

***

Отсутствие отца Саша переносил с легкостью, так как рядом с ним всегда был Рома. Старший Военбург, будучи в ссоре с дочерью, всё свободное время проводил с племянником, если не плавая с ним в море, так катаясь на водных аттракционах. Глядя на разногласия между родными, Люда осуждающе качала головой и приказывала Марине усмирить свою гордость, заключив мировую с отцом. Однако девушка упрямо заявляла, что не собирается бросать Дударева в угоду Осинскому. У них с Валом всё серьёзно, так что пускай отец или смирится с неизбежным, или не разговаривает с ней сколько душе угодно. Другого не дано.

Господи-и-и… Как же плющило Юлю в такие моменты. Не передать словами, настолько пробирал её гомерический смех. У «них с Валом»? «Всё серьёзно»? Это ж надо быть такой фантазеркой! Так и подмывало рассказать всю правду, просветить, в конце концов, как у них там на самом деле. И за разрыв отношений поведать, и за случай с таблеткой.

Молчала.

Давясь лютой злобой, сдерживалась из последних сил и только и могла, что натянуто улыбаться, мечтая о скорейшем приближении ночи. Ведь тогда она могла слышать любимый голос и представлять, что его владелец находится вместе с ней в одном номере. Что между ними не огромное расстояние, а всего лишь несколько сантиметров. Что стоит протянуть руку и… словно острием ножа по сердцу.

А нет никого рядом. Одна пустота.

Хорошо хоть, новости были обнадеживающими. Вал связался с университетским другом, специалистом в области семейного права и тот пообещал обязательно помочь. От неё лишь требовалось уладить вопрос с трудоустройством, на что у Дударева тоже нашлось решение. Он договорился с одной давней знакомой из департамента образования и та подготовила для неё место своей личной помощницы. Когда же Юля озвучила сомнения, рассказав о случае с заведующей садика, Вал только посмеялся с её страхов, заявив, что «Ангелина Федоровна сама кого хочешь запугает до смерти».

Эта новость, не позволившая основательно опустить руки, стала для Юли единственным лучиком света в кромешной тьме. Значит, не зря она пошла на уступки, покорно смирившись с увольнением. Не зря изгрызла до крови щеку, чувствуя на себе чужие руки. Этого требовала её роль, с этим нужно было смириться хотя бы ради сына.

И она мирилась. Улыбалась, если того требовали обстоятельства. Поддерживала разговор — если от неё ожидали ответа и, конечно же, продолжала подыгрывать Марине, не решаясь раскрыть гнусную ложь раньше времени. Ведь Военбург, сама того не ведая, предоставляла Юле пускай и шаткое, но всё-таки алиби. Если Глеб надумает обвинить ей в супружеской измене, приписав роман с Дударевым — никто не сможет это подтвердить кроме подкупленной няни, с которой Вал тоже планировал поговорить в ближайшие дни.

Можно было бы, конечно, начать подготавливать сына к грядущему стрессу. Хотя бы поступательно, шаг за шагом, осторожничая и не спеша, но как только открывала рот — язык тут же прилипал к нёбу, лишая голос привычной громкости.

С чего начать, как подвести к нужной теме — не знала и даже не могла представить. Уверенна, будь на её месте муж, тот бы сразу развернул агитационную компанию против неё. Она же… вот честно, будто дар речи теряла.

Просто в голове не укладывалось. Чувствовала, что должна что-то делать, а что, не понимала. Знала только, что по возвращению домой их жизни кардинально изменятся, а как подготовиться к этому, не имела понятия.

Если начать с того, что они с папой ссорятся, не сходятся во мнениях и потом долго обижаются друг на друга, так Сашка сразу предложит помириться и дело с концом. Она ведь сама его учила, что дружба превыше всего, что нужно уступать друг дружке. Уметь прощать.

Если попробовать зайти с другой стороны и начать с того, что она разлюбила папу — сын даже не поймет, как это. Любовь в его возрасте была чем-то иным, не таким уж и важным для жизни. Он только начинал засматриваться на девочек, дарить им конфетки, дергать за косички. Для него куда важнее была родительская любовь, в лучах которой он купался с самого рождения. Всё остальное… разве оно имело для него ценность? Нет, конечно.

Так что пока решила поставить сей вопрос на самотёк. Пускай всё идет своим чередом. Нечего портить ребёнку отдых. Куда важнее, что они сейчас вместе, что никто на неё не давит ни морально, ни физически, правда, если не брать во внимание Марину. Но и с ней Юля научилась фильтровать мысли, стараясь поменьше думать о её подлости. Если бог справедлив, он не допустит осуществления её плана. Если же нет — лучше о таком пока не думать. Зачем накручивать себя раньше времени? И без неё порой жить не хотелось.

И только всё начало налаживаться, приобретая некие очертания стабильности, как на десятый день неожиданно оборвалась связь с Дударевым. Вроде, и ничего страшного, уже привыкла, что мог долго не отвечать на сообщения, но блин, ночью-то… ночью он всегда был в зоне доступа. Иногда они разговаривали всего несколько минут, иногда — по часу и даже больше. Стоило пустить гудок, как он тут же перезванивал. Сегодня же Дударев целый день молчал и даже ночью не вышел на связь.

Сначала Юля успокаивала себя тем, что с момента их отъезда прошло предостаточно времени и если бы у Глеба получилось засадить Дударева, он бы уже давно добился своего. Вряд ли бы тогда у Вала получилось вести с ней переписку и решить вопросы с разводом.

Тогда почему он пропал именно сейчас? Почему перестал отвечать на звонки и реагировать на сообщения? Что такого могло произойти, что за два дня он так и не прислал весточки?

Неизвестность убивала. Разрушала. Поглощала её с каждым днем всё больше и больше. Ей снова стали сниться кошмары, снова вернулось прежнее ощущение тревоги. Всё в одночасье потеряло свой смыл, стало серым и неприветливым.

Сколько Юля не писала сообщений, сколько не умоляла взять трубку — от Дударева не было ни слуху, ни духу. А когда на третий день вместо коротких гудков её воспаленное от бессонницы сознание пронзила зловещая тишина, она так и рухнула на колени в ванной, прижав подаренный телефон к похолодевшей груди.