Дернувшись, я проснулся, засучил в панике ногами, руками – я снова ехал в автобусе, а кто-то тянул картину у меня из рюкзака – и увидел, как Пиппа поднимает на руки сонного пса и волосы у нее ярче всего, что есть в комнате.

– Извини, просто его надо выгулять, – сказала она. – Смотри, не чихни на меня.

Я задвигал локтями, приподнялся.

– Прости, привет, – как дурак, сказал я, мазнув по лицу рукой, и потом добавил: – Мне уже получше.

Ее тревожащие коричнево-золотые глаза оглядывали комнату.

– Скучно тебе? Хочешь, принесу цветных карандашей?

– Цветных карандашей? – растерялся я. – Зачем?

– Эээ, чтобы порисовать?

– Ну-у…

– Неважно, забудь, – сказала она. – Нет так нет.

И она упорхнула, оставив после себя аромат коричной жвачки, Попчик посеменил за ней следом, а я, придавленный собственной тупостью, зарылся лицом в подушку. Я, конечно, скорее бы умер, чем хоть кому-нибудь в том признался, но я страшно боялся, что у меня из-за щедрой моей любви к наркотикам поражены теперь и мозг, и нервная система, и, может, даже душа – и нанесенный урон уже не исправишь, а то и не всегда постигнешь.

Пока я там лежал и переживал из-за всего этого, гуднул мобильник: “ПРИКИНЬ Я ГДЕ? У БАСЕЙНА @MGM GRAND!!!!!!”

Я заморгал.

“БОРИС?” – эсэмэснул я в ответ.

“ДА, Я!”

Что он там делает?

“ТЫ ОК?” – написал я.

“ДА ТОКА СПАТЬ ХОЧУ! ГАСИМСЯ ТЕМИ ГРАМАМИ, ППЦ!:-)”

Еще гудок.

“*МЕГА*ЖЫР. УГАР-УГАР! А ТЫ? ЖИВЕШ ПОД МОСТОМ?”

“НЙ, – написал я в ответ, – ЛЕЖУ, БОЛЕЮ, ПОЧЕМУ ТЫ В MGM?” “Я ТУТ С КТ И ЭМБЕР И СО ВСЕМИ!!!!

И через секунду еще одно сообщение: “ЗНАЕШ КОКТЕЛЬ БЕЛЫЙ РУССКИЙ? ОЧ.ВКУСНО, ДУРАКИ ТОКА КТО ТАК КОКТЕЛЬ НАЗВ.”

Стук в дверь.

– Ты как тут? – Хоби просунул голову в дверь. – Принести тебе чего-нибудь?

Я отложил телефон.

– Нет, спасибо.

– Ну, скажешь тогда, как проголодаешься. Еды просто горы, холодильник ломится, аж дверь не закроешь, у нас на День благодарения были гости… а это что за шум? – спросил он, заоглядывавшись.

– Это телефон.

Борис писал:

“КАК МЫ ГАСИМ, НЕПОВЕРИШ!”

– Ладно, тогда я тебя оставлю. Скажи, если что-нибудь понадобится.

Когда он ушел, я перекатился к стене лицом и ответил ему:

“ТЫ B MGM? С КТ БИРМАН?”

Ответная эсэмэска пришла почти мгновенно:

“ДА! ЕЩЕ ЭМБЕР&МИМИ& ДЖЕСИКА& ДЖОРДАН СЕСТРА КТ ОНА В К0ЛЕДЖЕ:-D”

“ФИГАСЕ!”

“НЕВОВРЕМЯ ТЫ СВАЛИЛ!!!:-D”

И почти сразу, я и ответить не успел:

“ЭМБЕР ПРОСИТ ТЛФ НАЗАД, ПАКА”

“ПОЗВОНИ ПОТОМ”, – написал я. Но он ничего не ответил, и пройдет еще много, очень много времени, прежде чем Борис снова появится в моей жизни.

3

Еще пару дней, пока я бултыхался в неприлично мягкой старой пижаме Велти, от температуры все так спуталось и свихнулось, что я то и дело переносился в Порт-Аторити – убегал от кого-то, протискивался через толпу, заныривал в туннели, где на меня с потолка срывались масляные капли воды – или снова ехал по Вегасу на городском автобусе мимо продуваемых насквозь промзон, в окна стучит песок, а у меня нет денег на про езд. Время выскальзывало у меня из-под ног круговертью, ледяными наносами на шоссе, искрило пунктиром, когда вязли колеса и меня выкидывало обратно в настоящее: Хоби носит мне аспирин и имбирный эль со льдом, Попчик – выкупанный, пушистый, белоснежный – вспрыгивает на спинку кровати и марширует туда-сюда мне по ногам.

– Ну-ка, – сказала подошедшая к кровати Пиппа и пихнула меня в бок, чтоб ей было куда усесться, – двигайся.

Я сел, нашарил очки. Мне снилась картина – я ее вытащил, я ее рассматривал – или нет? – и потому беспокойно заозирался кругом, чтобы убедиться, что, перед тем как уснуть, я ее спрятал.

– Что такое?

Я заставил себя взглянуть ей в лицо.

– Ничего.

Несколько раз я залезал под кровать, только чтобы потрогать наволочку, и теперь думал, а вдруг я недоглядел и оставил ее торчать из-под кровати. Не смотри вниз, велел я себе. Смотри на нее.

– Вот, – говорила Пиппа, – сделала тебе кое-что. Дай руку.

– Ух ты, – сказал я, разглядывая остроконечное травянисто-зеленое оригами, – спасибо.

– Понял, что это?

– Ээээ… Олень? Ворона? Газель? – Я в панике поглядел на нее.

– Сдаешься? Это лягушка! Неужели не видно? Вот, поставь-ка себе на тумбочку. Если на нее вот тут нажать, она запрыгает, видишь?

Пока я неуклюже игрался с лягушкой, чувствовал – она на меня смотрит светлым неприрученным взглядом, беспечно властным взглядом котенка.

– Можно посмотреть? – она схватила мой айпод и принялась внимательно его листать. – Хммм, – сказала она. – Мило! “Магнетик филдз”, “Маззи стар”, “Нико”, “Нирвана”, Оскар Петерсон. А классики нет?

– Есть кое-что, – мне стало стыдно. За исключением “Нирваны”, вся эта музыка была мамина – даже из “Нирваны” кое-что.

– Я тебе запишу пару дисков. Вот только мой компьютер в школе остался. Наверное, я тебе по почте смогу что-то перебросить – я в последнее время Арво Пярта много слушаю, не спрашивай почему, приходится в наушниках слушать, потому что соседи по комнате от него на стенку лезут.

До ужаса боясь, что она заметит, как я на нее пялюсь и не в силах оторвать от нее глаз, я смотрел, как она, склонив голову, изучает мой айпод: нежно-розовые уши, под ярко-рыжими волосами вздымается складками кожи шрам. В профиль ее опущенные глаза удлинились, веки налились нежностью, которая напомнила мне ангелов и пажей из книжки “Шедевры северноевропейского искусства”, которую я много раз брал в библиотеке.

– Слушай… – слова пересохли во рту.

– Да?

– Ээээм… – Почему теперь все не как раньше? Почему я не могу придумать, что сказать?

– Ооооо! – она поглядела на меня и принялась хохотать, так сильно, что и слова не могла сказать.

– Что?!

– Чего ты на меня так смотришь?

– Как? – заволновался я.

– Так.

Я не очень понял, как толковать вот эту рожицу с выпученными глазами, которую она состроила. Даун? Рыбка? Человек задыхается?

– Ну, не дуйся. Ты просто слишком серьезный. А я… – она глянула на экран айпода и снова расхохоталась. – Ого, – сказала она, – Шостакович – вот это мощага!

Много ли она помнит, размышлял я, сгорая от унижения, но будучи не в силах оторвать от нее взгляд. О таком вообще-то не спрашивают, но как же хотелось узнать. Ей тоже снятся кошмары? Боится ли она толпы? Бросает ее в пот, в панику? А случалось ли ей когда-нибудь смотреть на себя будто со стороны, как это часто бывало со мной, словно бы взрывом мои тело и душу разметало по двум разъединенным сущностям, которые так и застыли в двух метрах друг от друга? В ее взрывах смеха слышалась лезущая из нутра бесшабашность, хорошо мне знакомая по нашим ночам с Борисом – грань между хмелем и истерикой, которую я связывал (ну, у себя по крайней мере) с тем, что побывал на волосок от смерти. Там, в пустыне, случались ночи, когда меня так выворачивало от смеха, что я часами хватался за живот, и не мог разогнуться, и с радостью бы под машину бросился, только бы все это прекратить.