Вместе с Йодлем я вернулся в Крампниц. По дороге мы откровенно говорили о том, что нельзя больше мириться с таким положением вещей и мы должны вытащить фюрера из бункера Имперской канцелярии (возможно, даже силой!), а потому необходимо предусмотреть и это. Йодль сказал, что хотя он такой мысли вслух и не высказывал, она и ему пришла в голову еще вчера. Сегодня в бункере Имперской канцелярии он обдумал, как ее осуществить. Но план этот совершенно бесперспективен из-за сильной эсэсовской охраны и преданного Гитлеру окружения в лице Службы безопасности (СД), а без их содействия любая попытка сорвется. Против нас окажутся и такие люди, как генерал Бургдорф, военные адъютанты, Борман, адъютанты от СС. И мы от этой мысли отказались.

К тому же Йодль полагал, что нам надо еще подождать результатов акции Геринга. 24 апреля вечером он во всех подробностях проинформировал начальника генерального штаба ВВС генерала Коллера о событиях, произошедших в Имперской канцелярии во второй половине дня, а также о решении фюрера остаться в Берлине и либо победить, либо погибнуть там, и послал его к Герингу в Берхтесгаден как можно быстрее сообщить рейхсмаршалу о приближающейся катастрофе. Коллер утром вылетел к Герингу. Теперь только один Геринг может вмешаться, и только он один призван сделать это! Само собой разумеется, я согласился с Йодлем и поблагодарил его за инициативу, о которой сам я еще не подумал535.

Когда мы прибыли в Крампниц, наш общий штаб, т.с. штаб оперативного руководства вермахта и Северного звена ОКХ, который Йодль преобразовал в подчиненное ему ОКВ-«Север», как раз передислоцировался. Комендант на основании еще не проверенного сообщения о русской кавалерии, продвигавшейся на Крампниц, уже приказал взорвать крупный склад боеприпасов, не имея на то приказа свыше, а также отдал распоряжения очистить казарму. К сожалению, мне некогда было взяться как следует за этого спятившего с ума типа, лишившего Берлин боеприпасов. Я предоставил сделать это Йодлю, ибо мне надо было поскорее уезжать, если только я хотел безопасно выехать на шоссе через Науэн, прежде чем оно будет забито нашими колоннами или даже перерезано врагом.

Генерал Венк расположил штаб своей армии значительно дальше на север в одном лесничестве севернее Бранденбурга, куда я приехал незадолго до наступления темноты. Он попытался лично установить связь с подчиненной ему частью [танковой дивизии] «Клаузевиц» на другом берегу Эльбы, но это ему не удалось. Я настаивал на том, чтобы он полностью нацелил операцию на Берлин и пустил для этого в ход весь свой авторитет, ибо только эта операция, а отнюдь не танковый рейд на противоположный берег Эльбы, решает судьбу фюрера. Здесь меня уже ожидала телефонограмма от Йодля: ночью ему пришлось оставить Крампниц ввиду угрозы противника, которому он, к сожалению, кроме двух танковых рот ничего противопоставить не имел. Поэтому он перенес Штаб-квартиру ОКБ, т.е. наш командный пункт, в лесной лагерь Ной-Роофен (между Рейн-сбергом и Фюрстенбергом), который был оборудован средствами связи и подготовлен для Гиммлера, но находился в нашем распоряжении, поскольку не был занят рейхсфюрером СС. Я, разумеется, дал согласие, но с условием, что будет обеспечена техническая связь также с Имперской канцелярией и обо всем будет доложено фюреру.

ему: Гитлер решил остаться в Берлине, руководить его обороной, а в последний момент застрелиться. Йодль согласился с решением Кол-лера немедленно лететь к Герингу. По записям Коллера, у Йодля была смутная идея, что главное — это сражаться еще только против Советов. Йодль повторил фразу Гитлера, что рейхсмаршал сможет повести переговоры лучше, чем он сам.

Мне, конечно, было ясно: ежедневные доклады обстановки в бункере фюрера прекратятся, если враг, предположительно на следующий день, преградит доступ в Берлин через Крампниц. Не оставалось ничего другого, как действовать.

Еще раз со всей убедительностью разъяснив генералу Венку серьезность положения и значение его задачи — вновь открыть доступ в Берлин, а также приказав ему лично докладывать в Имперскую канцелярию, я ночью выехал в штаб корпуса Хольете, куда прибыл незадолго до полуночи. С Хольсте я обсудил его теперешнюю задачу: минимальными силами обезопасив свой тыл от американцев, которые явно отказались от форсирования Эльбы, бросить все силы на прикрытие северного фланга 12-й армии [Венка] от угрозы или воздействия со стороны русских. В то время еще имелась перспектива восстановить доступ в Берлин через Потсдам — Крампниц, если будут осуществлены:

1. Удар 12-й армии (Венк) с целью полного освобождения Потсдама и восстановления его связи с Берлином.

2. Установление связи между 12-й и 9-й армиями южнее Берлина.

3. Обеспечение в результате проводимого по личному приказу фюрера наступления танкового корпуса обергруппенфюрера СС Штайнера536, прорыва с севера до шоссе Берлин — Крампниц (на весьма неблагоприятной для применения танков местности, где противник может легко установить противотанковые заграждения).

Единственной трудностью для генерала Хольсте было наконец установить связь с группой армий Хайнрици и танковым корпусом Штайнера северо-западнее Берлина. Если бы это удалось, можно было бы закрыть брешь и, используя непроходимое Хавельленское торфяное болото, легко обеспечить оборону. Пообещав Хольсте дать соответствующий приказ группе армий Хайнрици, я выехал назад, при первых утренних лучах солнца миновал город Рейнсберг, производивший тихое, мирное впечатление, и около 8 часов, после мучительных поисков, прибыл в лесной лагерь Ной-Роофен, где только что расположился Йодль со своим передовым штабом. Лагерь был так хорошо замаскирован в лесу в стороне от населенных пунктов и шоссе, что провести в него мог только хорошо знающий местность проводник.

Сознание того, что я территориально отрезан от Имперской канцелярии и вынужден пользоваться только проводной и радиосвязью, укрепило мое стремление взять на себя ответственность за свои самостоятельные приказы, поскольку я уже не получал по телефону никаких решений из Имперской канцелярии. Мне все-таки с утра удалось дозвониться до Имперской канцелярии; я переговорил с одним из военных адъютантов, потом с генералом Кребсом и попросил связать меня с фюрером, если он пожелает говорить со мной.