Затем один из телохранителей по приказу Анувия пронзил мечом молодую рабыню.

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, рыбаки нашли на берегу моря выброшенные на берег тела Агнессы и Калисы.

Во дворце Птолемея Филокл первым узнал о гибели Агнессы, когда шел на утреннюю беседу с Птолемеем. Когда он вошел, смятение на его лице было красноречивее всяких слов.

– Филокл, что случилось? – с тревогой в голосе спросил Птолемей.

По тому, как его ближайший соратник осторожно двигался, как понурил плечи и голову, Птолемей понял, что он принес плохое известие. То есть страшное известие.

Филокл остановился. Глянул исподлобья.

– Что случилось? Да не молчи же! – потребовал нетерпеливо Птолемей.

– Агнесса убита!..

– Агнесса? Такая красавица… Мы же недавно слушали её пение… Как?… Когда?.. Не может быть!..

– Утром рыбаки нашли её тело на берегу моря…

Кровь бурной волной прилила к лицу Птолемея. Ему стало душно. Он задыхался.

– Филокл, пожалуйста, дай глоток воды.

Но и холодная вода, поданная в чаше верным другом, не охладила Птолемея.

Птолемей словно превратился в раскаленный камень. Он тер глаза, но слезы не текли.

И вдруг он закричал.

– Она умерла!.. Её убили!.. Её уже не будет никогда! Никогда! Пусть боги покарают её убийц! Ненавижу гнусных убийц! Ненавижу!..

Глаза его налились кровью.

– Я не сумел спасти Агнессу! Не сумел!..

Страшная догадка больно пронзила его сердце.

– Это Эвридика!.. Она так же жестока, как Кассандр. С какой ненавистью она всегда смотрела на Агнессу, когда та пела. О боги, боги, мы потеряли Агнессу!.. Мы больше не услышим её божественного голоса.

– Успокойся, Птолемей!.. Успокойся!.. – уговаривал Филокл.

– Вошел Менелай. Он тяжело дышал. Пот скатывался по лицу, губы дрожали.

– За что? За что? Почему? – спрашивал он старшего брата.

– И, закрыв лицо ладонями, разрыдался.

– Я любил её… Понимаешь, Птолемей, любил!.. Это была моя первая любовь!..

Птолемей подошел к брату, крепко сжал его в своих объятиях, гладил по голове, вытирал слезы, рыдал сам.

Войдя на женскую половину дворца, Птолемей остановился у покоев Эвридики. Презирая варваров, Эвридика наслаждалась уютом и красотой своих убранных с восточной роскошью покоев. Тяжелый персидский занавес медленно заколыхался, пропуская Птолемея в ярко освещенную залу. С испытующим взглядом, словно ища следы недавно совершенного преступления, он замер у входа.

Эвридика поднялась с мягкого ложа навстречу мужу и только собралась приветствовать его, как Птолемей сурово вполголоса спросил:

– Эвридика, я уверен, что по твоему приказу этой ночью была убита Агнесса.

Суровый тон мужа заставил её побледнеть и ей понадобилось всё её самообладание, чтобы скрыть сильное волнение.

– Птолемей, я не понимаю тебя!

Она ждала этого разговора и была к нему готова, но решила сначала выждать удобный момент, чтобы отразить удар.

– Тебе придется научиться понимать меня, – жестко произнес он. – Не лги! Я возненавижу тебя и отправлю в Македонию к любимому брату, если ты не откроешь мне всю правду.

Эвридика взглянула на бледное лицо Птолемея и невольно отступила.

– Никогда!..

В темных глазах Эвридики сверкнула молния непримиримой ненависти. Но это была лишь молния. Мгновение спустя лицо её снова приняло невозмутимое выражение.

– Никогда? – Птолемей был потрясен. – Значит это действительно ты, ты убила её?..

Эвридика молчала.

– Ты должна и будешь мне отвечать. Берегись и обдумай всё.

– Хорошо! – согласилась она. – Ты угадал. Это я вынесла приговор афинской блуднице.

– Не смей порочить её имя!

– Я имею на это право!

Она приблизилась к нему. Её лицо исказилось от гнева.

– Зачем ты погубила Агнессу?

Схватив его за руку, она с бешенством менады вскричала:

– Если ко мне в дом забирается вор, чтобы украсть мои сокровища, я имею право убить его.

– Ты жестока! – Птолемей с силой вырвал свою руку из её цепких рук. На его лице выразилось безграничное негодование. – Благодари богов за то, что ты – мать моего сына и моего будущего ребенка. Только ради этого я всё переносил. Ты постоянно, как и твой брат Кассандр, носишь в сердце зло. Ты совершила гнусное убийство.

– Называй, как хочешь!

– Чьими руками ты убила Агнессу?..

– Этого ты не узнаешь никогда…

Неожиданно она громко рассмеялась и перешла в наступление.

– Значит, она была твоей любовницей, если ты так переживаешь её гибель? Теперь ты отвечай, Птолемей!..

– Она была моей любимой музой!.. Но тебе этого никогда не понять, – с тоской ответил Птолемей. – Агнесса умела то, что недоступно большинству людей.

– Что же? – с явным интересом спросила Эвридика.

– Она умела дарить счастье и радость людям. Если бы не ребенок, который скоро должен появиться на свет, я нашел бы способ заставить тебя признаться во всем!..

Птолемей, почувствовав внезапно охватившую его усталость, неожиданно прервал разговор и стремительно, не прощаясь, покинул покои Эвридики.

– Я твоя жена!.. И я из знатного рода!.. Не забывай об этом!.. – крикнула она ему вслед.

Совершенно измученная, Эвридика тяжело опустилась в кресло.

– Он не любит меня, не любит нашего сына и не будет любить ребенка, который родится, – слезы душили её. – Какой гнев сверкал в его глазах, когда он угрожал мне. Какое мучение было слышатъ, как он допрашивал меня, пренебрегая мной, своей женой. В моем присутствии восхвалял афинянку.

Эвридику охватила ревность и ярая злоба к умершей Агнессе, гибель которой оплакивал Птолемей.

Вся Александрия пришла в ужас, узнав о смерти божественной Агнессы.

– Убита Агнесса! – шептались в городе.

– Преступление, не имеющее себе равного по жестокости! – кричали в отчаянии многочисленные поклонники певицы, а их было много.

– Замолк неповторимый голос Эллады! – рыдали женщины.

– Мы больше никогда не услышим прекрасную афинянку! – скорбел весь город.

Птолемей не шел, а почти бежал. Телохранители и слуги, встречающиеся на его пути, с удивлением взирали на развевающийся гиматий обычно спокойного и сдержанного сатрапа. На их вопросительные взгляды Филокл только махнул рукой – некогда.

Наконец они достигли мастерской Бриаксия, выстроенной для скульптора в парке рядом с дворцом Птолемея. Сегодня в тишине мастерской ваятеля Птолемей надеялся найти утешение своей истерзанной душе.