Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Апама внимательно посмотрела на Эвридику и почувствовала, что та очень одинока среди окружающей её роскоши.
– У тебя есть соперница? – спросила она.
Эвридика невольно вздрогнула и неожиданно спросила:
– А если бы у тебя появилась соперница, как бы поступила ты?
– Никто не посмеет встать на моем пути!.. А если…
Улыбка торжества промелькнула на лице Эвридики. Она воскликнула:
– Благодарю тебя, Апама!.. Ты подтвердила правильность моего решения.
Эвридика почувствовала, что сердце её наполняется неведомой прежде решимостью, желанием свершить невозможное. Сегодня же она напомнит Анувию о своем приказе убрать с её пути Агнессу. Хитрый старик слишком медлит…
И снова вернулась к прерванному рассказу о судьбе Спитамена.
– Как же погиб твой отец, Апама?
На истомленном воспоминаниями детства лице Апамы появились слезы.
– Смерть гналась за отцом по пятам. Скифы предали его и принесли царю голову моего отца. А Александр приказал своим воинам отнести голову отца моей матери. Я как сейчас помню этот страшный день!.. С тех пор ненависть к Александру поселилась в моем сердце. Я только сожалею, что не мне довелось совершить возмездие. Так рассудили боги!..
«Моего брата теперь будут называть „кровавый Кассандр“, – подумала Эвридика. – Ну и что? Зато его теперь все боятся. Пусть и меня станут бояться, как и Кассандра.»
Она внезапно почувствовала, что разрушение может доставлять не меньшую радость, чем созидание.
У бассейна раздался крик маленького Антиоха:
– Птолемей, зачем ты разрушил такой красивый кораблик?
– Чтобы он никому не достался, – повелительным тоном завоевателя ответил маленький Птолемей. – А я захвачу много новых кораблей.
Эвридика повернула голову и встретилась взглядом с глазами Апамы.
Ночная тишина водворилась во дворце Птолемея, лишь изредка нарушаемая криком проснувшихся птиц. В покоях Агнессы повеяло прохладой ночи. Ярко горели светильники, освещая две изящные фигуры.
Агнесса внимательно слушала любимое стихотворение Сапфо, легкое, как само дыхание, которое читала рабыня, и подбирала на кифаре новую мелодию. Рабыня влагала в чтение всю звучность своего мелодичного низкого голоса.
Жребий мой – быть
В солнечный свет
И в красоту
Влюбленной.
– Калиса, – прервала Агнесса рабыню, – прощу тебя! Дай мне немного подумать.
Она закрыла глаза и вспомнила нежный взгляд Менелая и его пылкие объятия. «Скорей бы, скорей бы уплыть с Менелаем на Кипр от завистливых глаз Эвридики!..» Она тронула струны кифары. Мелодия родилась внезапно, нежная, трепетная. Музыка каждый день в какой-то неожиданный миг начинала взволнованно и отчетливо звучать в глубинах её души и вырываться наружу.
– Ещё раз, Калиса, – попросила она, – прочти мне еще раз!
Калиса повиновалась. Агнесса слушала, устремив пристальный взгляд на взволнованное лицо девушки.
И снова, подобно неземной музыке, прозвучали слова:
И в красоту
Влюбленной.
Вдруг послышались поспешные шаги, приглушенный разговор и легкое бряцанье оружия, как будто вооруженные люди осторожно, на цыпочках приближались к её покоям.
Агнесса вскочила, подбежала к выходу и на пороге столкнулась с двумя вооруженными гигантами, в которых она узнала телохранителей Эвридики, и трусливо прячущимся за их мощными спинами Анувием.
Представившееся ей зрелище было более чем красноречиво. Довольно было одного Анувия с его старческим злобным лицом палача.
Но хрупкая Агнесса обладала мужеством древних героинь Эллады.
В глазах её вспыхнул гнев.
– Что вам нужно в моих покоях в столь поздний час? – решительно спросила она.
– Тебя, афинская блудница! – трусливо вскричал Анувий.
Агнесса зашаталась. Она внезапно вспомнила вчерашний разговор с Калисой. Рабыня поведала ей о случайно услышанном разговоре Эвридики с Анувием. Эвридика была взбешена тем, что скульптор Бриаксий решил создать статую Афродиты. И моделью была выбрана Птолемеем Агнесса. «Немедленно, слышишь немедленно, убери афинянку с моего пути!» – в гневе кричала Эвридика.
Она поняла, что ей грозит неминуемая гибель. Она вгляделась в суровые лица мужчин и мужество покинуло её.
Только что она думала о красоте, о музыке, о любви, ведь совсем скоро она собиралась с Менелаем навсегда покинуть Александрию. «Не успела!» – с тоской подумала Агнесса.
Теперь же она была похожа на прекрасную сладкоголосую птицу, внезапно попавшуюся в расставленные сети, невинным взором смотрящую на безжалостных хищников.
Наконец она осознала всю грозящую ей опасность, вспомнив полный ненависти взгляд Эвридики во время последнего пения на пиру перед Птолемеем и его друзьями, и громкий крик отчаяния вырвался из её груди.
– Менелай, на помощь!
Но её никто не услышал.
С жаркими слезами отчаяния обратилась Агнесса к богам, умоляя не лишать её жизни.
– Сжальтесь, всемогущие боги! Сжальтесь! Я еще так молода. Завтра же я с Менелаем убегу отсюда далеко-далеко. Я хочу видеть солнце, дышать божественным воздухом и петь для людей, дарить им радость!.. Сжальтесь!..
Воинам тяжело было превращаться в палачей этого прелестного творения природы. Они колебались.
Анувий шепнул неподвижно стоявшему рядом с ним гиганту:
– Покончи быстрее с ней! Смотри, не промахнись!
Страх перед безжалостной Эвридикой и забота о собственной безопасности взяли верх. Воин выхватил меч, но уронил его при виде душераздирающего ужаса на юном лице Агнессы и услышав пронзительный крик рабыни.
– Не медлите! Эвридика приказывает! И вы обязаны повиноваться! – скомандовал Анувий второму телохранителю. – Подойди к ней и убей! Убей!..
Но и тот отказался нанести смертельный удар.
Тогда Анувий сам приблизился и полубесчувственной Агнессе и острым кинжалом вскрыл ей вены, тихо успокаивая свою жертву:
– Ты скоро заснешь!.. Совсем скоро!.. Потерпи немного!..
Но юная жизнь отчаянно боролась с вечной ночью, в которой она должна была преждевременно угаснуть, вопреки законам природы. Из полуоткрытых губ вырвался вопль невыразимой муки.
– Эвридика, за что? Боги отомстят за меня!.. Менелай!.. Птолемей!.. Услышьте меня!..
Ужас овладел Анувием. Он страшился кары Птолемея. Надо торопиться!.. Собрав все силы, старик вонзил кинжал в грудь своей жертвы.
– Эвридика умеет наносить смертельные раны!.. Она из рода Антипатра!..
Через несколько мгновений всё было кончено.