р.39). Однако, несмотря на призывы историков и демографов ([190] рр.4–7, 39), этот запрет до сих пор не был снят, хотя материальные затраты на проведение такого исследования были бы смехотворно малы и не идут ни в какое сравнение с теми огромными суммами, которые в целом тратятся на Западе на историю и археологию. Впрочем, нетрудно догадаться о причине этого запрета. Исследования скелетов могут лишь подтвердить ту картину демографической деградации в Древнем Риме, которая известна из других источников. А это может помешать глобализации, вызвав нежелательные параллели между событиями, произошедшими в античности и происходящими в Европе в настоящее время.

Но запретные темы в западной науке не ограничены лишь историей, в том числе экономической и демографической. Они в полной мере касаются и экономики. В XX веке появилось множество всевозможных экономических гипотез и концепций, пытающихся описать труднообъяснимые экономические явления, в том числе, например, теория длинных циклов известного русского экономиста Кондратьева. Она говорит о возможности существования длинных экономических циклов (длиной 80 или более лет), в конце которого наступает очередной всеобщий кризис. С момента появления этой теории она много раз исследовалась, приводились многочисленные комментарии и предлагались самые разные причины длинного цикла Кондратьева. Самые разные, кроме наиболее очевидных причин, связанных с циклами глобализации — то есть с периодами интенсивной международной торговли. И никогда западными экономистами в гипотезах длинных циклов не анализировались те показатели, которые, как было показано выше, и определяют на самом деле этот длинный цикл: изменение уровня таможенных пошлин, неравномерность распределения доходов в обществе, степень монополизации, а также демографические волны. Хотя в принципе любой объективный экономический анализ покажет наличие таких волн за последние 4–5 столетий.

Таким образом, несмотря на то, что вся нынешняя западная идеология построена на восхвалении глобализации, никто из западных экономистов никогда всерьез не рассматривал это явление — с цифрами и фактами в руках, используя данные по крайней мере нескольких последних столетий. Итак, мы видим, что человечеству навязан совершенно незнакомый и неисследованный путь развития (глобализация), который, вполне возможно, ведет его к пропасти. И наложено жесткое табу на любые исследования этого пути. Ничем иным невозможно объяснить отсутствие серьезных попыток со стороны западных экономистов рассмотреть развитие глобализации даже за последние несколько столетий, не говоря уже о средневековой и об античной глобализации, поскольку, как указывалось выше, само существование глобализации в истории Европы (начиная с XII века) было еще в 1970-е годы обстоятельно рассмотрено и доказано И.Валлерстайном.

Но запрет наложен не только на исследование глобализации. Он распространяется вообще на любые серьезные экономические исследования влияния протекционизма и свободной торговли на экономическое развитие государств. В качестве примера можно привести экономическую конференцию, которая состоялась под эгидой Международной экономической ассоциации в 1963 г. Она была посвящена вопросам первоначальной индустриализации — то есть, говоря простым языком, каким образом отсталая аграрно-сырьевая страна превращается в промышленно развитую. Тема эта весьма актуальна сегодня, и не только для тех стран, где никогда не было промышленности, но и для тех, где произошла деиндустриализация — как, например, в странах бывшего СССР. В конференции приняли участие около 40 ведущих экономистов и экономических историков из разных стран, впрочем, с преобладанием представителей англоязычных стран. Казалось бы, если цель конференции — разобраться в причинах индустриализации (или ее отсутствия), то важно изучить роль разных факторов, в том числе и такого, как наличие или отсутствие протекционизма. Но нет: в 500-страничном труде, вышедшем по итогам конференции, слово «протекционизм» не встречается ни разу [109]. А, например, доклад Д.Норта об индустриализации США в XIX веке, который почти полностью соответствовал статье, опубликованной им одновременно в другом издании, уже не содержал ни одного упоминания об американском протекционизме, которых так много было в той статье ([109]; [87] II, рр.680–681). Конечно, такой своеобразный подход к организации научных дискуссий вполне можно объяснить сложившейся в то время политической ситуацией. Указанная конференция проходила накануне Кеннеди-раунда (1964–1967 гг.), где США собирались бороться с протекционизмом Западной Европы и добиваться снижения ими импортных пошлин. Речь шла о сотнях миллиардов долларов, которые США в дальнейшем могли получить в виде экспортной выручки и прибыли, или, соответственно, не получить. Поэтому американскому руководителю данной экономической конференции — профессору В.Ростову — вряд ли удалось бы, даже при всем желании, опубликовать выступления каких-то экономистов, ставящих под сомнение идеи свободной торговли.

Тем не менее, кое-какие мнения на этот счет на конференции все-таки были высказаны. Японский профессор С.Цуру заявил в своем выступлении, что Япония являет собой особый пример индустриализации, поскольку она была проведена в условиях всего лишь 5 %-й таможенной защиты. Это был предельный уровень импортных пошлин, наложенный на нее государствами Запада ([109] р.142). А немецкий профессор Фишер выступил с комментарием, что, таким образом, Япония и Швейцария являются единственными странами, которым удалось провести индустриализацию без установления в этот период высоких таможенных пошлин ([109] р.373). Итак, мы видим, что при желании можно вынести главный вывод конференции, тщательно скрываемый, даже из двух коротких реплик.

У меня нет возможности в рамках этой книги рассматривать особенности индустриализации разных стран. Могу только отметить, что, как следует из проведенного выше анализа, и Швейцария, и Япония в период индустриализации в XIX веке еще имели естественный протекционистский барьер, который и до этого им служил хорошей защитой от глобализации. У Швейцарии таким барьером по-прежнему, до развития массового автомобильного транспорта, служили горы. А у Японии до появления современных скоростных крупнотоннажных судов таким барьером должны были служить расстояния: 15000 км отделяло развивавшуюся японскую промышленность от ее основных конкурентов, расположенных в Западной Европе и на восточном побережье США. Поэтому совсем не случайно именно Швейцария и Япония стали теми двумя единственными странами из нескольких десятков промышленно развитых стран Запада, которым удалось провести индустриализацию в условиях низких таможенных пошлин.

В целом мы видим, что в западной исторической и экономической науке образовались огромные запретные территории, которые со временем разрастаются и приобретают угрожающие размеры, грозя похоронить и историю, и экономику как науку вообще. Сегодня в американской исторической науке, как видим, уже вообще не принято произносить слова «упадок» и «кризис», а в экономической науке — слово «протекционизм», кроме как в ругательном смысле. В этой связи давно назрел вопрос о том, что другие страны должны, наконец, перестать безоговорочно верить тому, что написано западными историками и экономистами, даже если речь идет об истории или экономике стран Западной Европы и США, и начинать создавать свою историческую и экономическую науку, свободную от запретных тем и искажений (в том числе и от марксистского наследия).