Разгадка этого очевидного несоответствия между бесспорными социальными и экономическими достижениями режима и его антимодернистскими целями в том, что нацистский режим стремился к осуществлению антимодернистских целей средствами модернизации. Национал-социализм был одновременно и результатом, и выражением кризиса модернизации, он одновременно был и продуктом буржуазного общества и организованным массовым протестом против него. Кроме того, нацистское восприятие модернизации принимало и ценило технический прогресс, но отвергало его политические, философские и социальные последствия и противостояло им. Точно так же, как современные антиглобалисты говорят о том, что можно принять технический прогресс, но при этом сохранить свои национальные особенности, «народную душу». Американский историк Д. Херф отмечал, что подобное избирательное отношение к модернизации было характерно для всех «реакционных» модернистов от немецкой «консервативной революции» до сторонников Насера и Хомейни. На самом деле, трудно ответить, были ли последние сторонниками или противниками модернизации[909]?

В Третьем Рейхе произошла двойная революция — средств и целей: революция целей была идеологической природы и состояла в утверждении антимодернистской утопии и возвращении к доиндустриальным временам с ее гармоничными социальными взаимоотношениями. Революция средств была ненамеренной, но естественно вытекающей из первой революции — в индустриальную эпоху вести борьбу против индустриализации можно только методами индустриальной эпохи; для реализации своих реакционных целей нацисты должны были мобилизовать народ и все ресурсы государства.

Вследствие краткости периода нацистской диктатуры довольно сложно говорить о долгосрочных тенденциях развития: с одной стороны, вроде бы ясно, что прежние политические структуры при нацистах рухнули, что Третий Рейх революционизировал как государство, так и общество, что возникло «бесклассовое» общество. С другой стороны, очевидно., что во многих сферах практически никаких изменений не произошло. Так, ничего не изменилось в структуре социального перераспределения в Третьем Рейхе: немецкие города к началу войны стали не меньше, а больше, чем в 1933 г., сельское население уменьшилось, а не увеличилось, все поголовно женщины не встали к кухонной плите, но работали и в конструкторских бюро и на производстве, неравное распределение доходов стало не меньше, а больше. Создается впечатление, что истинный триумф национал-социализма состоял не в создании нового общества, а в формировании нового социального сознания. Нацистам удалось (при сохранении в целом прежнего социального устройства общества) без ущерба для общества надстроить поверх старого «новый мир», в котором традиционные мерки и ранги старого социального порядка не имели никакого значения. Средний немец жил одновременно и в мире традиционных порядков и в мире национал-социалистическом, любая примета которого — свастика в белом кругу на красном полотнище, речь фюрера по радио или слово «еврей», так часто встречающееся в вечерней газете, — мгновенно делала недействительными реалии старого мира.

Также и в сфере геополитики нацистские цели были объективно антимодернистского свойства — колонизация России должна была означать сокращение притока людей в промышленность и превращение вчерашних рабочих в крестьян. Таким путем нацисты собирались освободить немецкий народ от социальных бед индустриального общества и обеспечить возвращение к простой и здоровой деревенской жизни и к добродетелям прошлого. Добиться же победы на Востоке можно было только модернизировав промышленность и поставив ее на военные рельсы — так средства достижения промежуточной цели похоронили и конечную цель, и первоначальную идею. Получается, что нацизм был утопической формой антимодернизма, а всякий утопизм является исторически реакционным. Во всяком случае, весьма эффективный модернизм таких нацистских технократов как Гейдрих и Баке, которые смеялись над фелькише и мистическими фантазиями Гиммлера и Дарре, совсем не походил на модернизм западных либералов; это была просто «попытка модернизации» в рамках тоталитарной системы[910]. С другой стороны, движение в сторону модернизации, вопреки всем идеологическим декларациям, носило объективный характер. Так, если в 1927 г. производство сельскохозяйственной продукции в ВНП составляло 22,2 %, то накануне войны — 15,2 %, в 1925 г. в сельском хозяйстве было занято 9,7 млн человек (30,5 % всех занятых), а в 1939 г. — те же 9 млн, но они уже составляли 25,9 % всех занятых[911].

Оценивая в целом итоги нацистской социальной политики, следует признать, что, в отличие от Первой мировой войны, когда социальная политика государства провалилась, нацистскому режиму удалось удовлетворить потребности населения во всех сферах социальной жизни (даже в ущерб остальным своим целям). Такой подход свидетельствовал о разных, по сравнению с Западом, критериях в организации общества. Шпеер в мемуарах указывал на разницу степени мобилизации тыла в демократических странах и Германии: «Поразительно, но Гитлер стремился не отягчать свой народ тяжелым бременем проблем военного времени, в то время как демократические политики Черчилль и Рузвельт не раздумывая делали это. Разница в тотальной мобилизации трудовых ресурсов в демократической Англии и попустительским отношением к этому вопросу в авторитарной Германии в полной мере характеризует внимание немецких правящих кругов к общественному мнению. Правящие круги Германии и сами не хотели жертвовать обычными жизненными благами и не требовали этого от народа, всячески оберегая его от перегрузок и дурных настроений. Гитлер и его соратники принадлежали к поколению, тяжело пережившему Ноябрьскую революцию, и ни при каких обстоятельствах не желали ее повторения»[912]. Поэтому в целом социальная политика Третьего Рейха, исключая ее негативный аспект, может быть оценена как бесспорное достижение, которое имеет объективный характер; поэтому к нему нет необходимости подходить с моральными мерками (плохо — хорошо), а лучше с социально-экономическими (удачно — неудачно, значительно-незначительно, эффективно-неэффективно).

Нужно учесть то обстоятельство, что нацистский режим был слишком непродолжительным, чтобы можно было говорить об устойчивом разрыве преемственности социального устройства. Бесспорно одно: уравнительная модернизация немецкого общества нацистами является важнейшим результатом гитлеровской диктатуры; нацисты сделали общество более демократическим[913]. Хотя если судить по отдельным факторам, то один из самых важных признаков модернизации — урбанизация — при нацистах не увеличила свои темпы, она осталась на прежнем уровне изменений, начавшихся в вильгельмовские времена и Веймарскую республику. Структура занятости также не претерпела сильных изменений по-настоящему; они дали о себе знать только в ФРГ. Бросающиеся в глаза изменения произошли в Третьем Рейхе только в двух сферах: процент участия женщин в высшем образовании несколько упал — это отклонение от тенденции к модернизации. Вторая тенденция — значительно выросли налоги: таким образом нацистское государство мобилизовало ресурсы в немыслимых ранее масштабах ради скорейшего вооружения, что привело к сильному дефициту платежного баланса. Нацистское государство не ограничивалось только налогами: в 1939 г. около 20 % государственных расходов финансировались за счет кредита[914]. Статус рабочего повысился, что нашло отражение в социальном положении и условиях труда, сблизившихся с положением и правами служащих, но ощутимого стирания классовых различий не произошло. При нацистах зарплата рабочих постоянно снижалась; реальная недельная зарплата достигла уровня 1929 г. только в 1942 г., с тем чтобы потом вновь снизиться[915]. Сохраняющееся неравенство не было компенсировано и снижающимися шансами на рынке в условиях карточной системы, так как 90 % дохода шло на простое воспроизводство условий жизни. Прорыв произошел только в ФРГ, которая обеспечила свободное распоряжение половиной дохода уже в начале 60-х гг.[916]