дрозды, ласточки ныряли под соломенные крыши, натужно стрекотала старенькая газонокосилка, а мы шли по единственной улице деревушки».

На Хай-стрит, в саду у дома с гордым названием «Малбери-Лодж», усатый дантист Гордон Митчелл стриг живую изгородь. Тут к нему подошел Пол Маккартни с тремя товарищами в поводу и спросил, как пройти к реке. Митчелл ему объяснил, и все четверо ушли. Митчелл вбежал в дом и рассказал Пэт, своей жене, как Пол Маккартни только что интересовался дорогой к реке. Муж с женой рванули туда же, надеясь «случайно» встретить Пола и его друзей.

Как и следовало ожидать, супруги обнаружили их в пабе «Сорока» и вскоре разговорились. Выяснилось, что у всех разыгрался аппетит, и тогда Пэт предложила вернуться в «Малбери-Лодж», там она что-нибудь да сообразит. «Оказалось, что Пол — очень добросердечный человек: он присел к постели тяжелобольного отца Пэт и долго с ним беседовал», — спустя сорок лет вспоминает Гордон Митчелл.

За ужином они уплетали ветчину с рисом. Гордон рассказал Полу, что на следующей неделе организует благотворительную лотерею для Ассоциации спортивных сооружений. Шуна, дочь Митчелла, принесла детскую гитару и вручила ее Полу, который тут же принялся настраивать ее, подложив две монетки под струнодержатель. Он спросил, не хотят ли хозяева послушать песню, которую он недавно сочинил, и все воскликнули «да!».

—  Hey Jude, don’t make it bad…  — затянул он.

— Вот бы всю жизнь так, — вздохнула Пэт Митчелл.

По словам Гордона Митчелла, «это были милейшие люди, с ними было весело, и вечер выдался совершенно особенный».

Часов в одиннадцать пришел кто-то из местных и сказал, что паб «Герб Оукли» официально закрыт, но «в честь Пола» его откроют. Все переместились в «Герб Оукли», где, если верить Дереку, яблоку негде было упасть. «Туда набилась вся деревня. Пол играл на пианино, еще раз исполнив «Hey Jude», а часа в три ночи, когда какая-то женщина запела «The Fool on the Hill», он встал, потанцевал с ней и чмокнул в щечку».

Ранним утром Пол и его спутники сели в «роллс-ройс» и поехали в Лондон. Спустя несколько дней Гордон и Пэт Митчеллы получили благодарственное письмо и две бутылки шампанского — для лотереи.

120

Чтобы не задеть легкоранимую натуру Джона, Пол, исполняя песню для него, заменил «Hey Jules» на «Hey Jude». Джон решил, что эта песня о нем и его потребности в Йоко: «Она тогда только появилась в моей жизни. Он говорит: «Эй, Джуд», то есть «Эй, Джон». Да, я как те фанаты, которые во всем ищут скрытый смысл, но ведь СЛЫШНО же, что песня — обо мне. Слова «иди и добейся ее»[773] означают, что Пол подсознательно имеет в виду: «Иди, бросай меня». А на сознательном уровне он не хотел, чтобы я уходил. Ангел в нем меня благословлял, а вот дьявол упирался, потому что Пол не хотел терять напарника».

Подобный солипсизм был характерен не только для Джона. Во многих песнях «Битлз» смысл размыт и невнятен, что позволяет слушателю трактовать их очень лично. Посыл «Hey Jude» одновременно расплывчат и ясен. Когда песня вышла, некоторые решили, что она обращена к Бобу Дилану, который в то время жил затворником на своей ферме в Вудстоке. Журнал «Тайм» счел «Hey Jude» призывом к самоотверженности, а журнал «Роллинг стоун» увидел в ней обращенную к Джону просьбу отринуть негативное отношение к женщинам.

Шестнадцатилетний Дуглас Адамс[774], дожидаясь своей очереди в спортзале, узнал, что кто-то из его однокашников слышал новый сингл битлов. «Мы буквально приперли этого пацана к стенке и заставили напеть нам мелодию».

Тридцатишестилетний Джон Апдайк[775], получив гонорар за свой роман «Супружеские пары», решил провести в Лондоне длительный отпуск вместе с семьей. В конце того лета битлы «были повсюду». Как-то Апдайк ехал в двухэтажном автобусе, выглянул в окно и увидел, как по улице идет Пол, «давно не бритый».

Впоследствии Апдайк назвал песню «Hey Jude» «великим гимном прощания… прощания с Лондоном, прощания с битлами, как выяснилось. Она, как многое из их музыки, выплескивается в своего рода экстаз. Песня и впрямь восхищает, демонстрируя одновременно и оригинальность, и небрежность «Битлз»».

Семнадцатилетний Гордон Браун[776], ослепший на левый глаз, лежал в больнице после операции на правом глазу. С тех пор пребывание в больнице всегда ассоциируется у него с «Hey Jude», которую крутили по радио. Для него посыл, заложенный в песне, был одновременно меланхоличным и оптимистичным. «Начинается грустно, а завершается очень позитивно».

Философ Рэймонд Таллис[777], которому тогда был двадцать один год, учился на медицинском факультете Оксфордского университета. «Hey Jude» как ни одна другая мелодия заставила его проникнуться духом «бесконечных возможностей, доступных молодежи».

С самого начала было ясно, что смысл песни можно истолковывать по-всякому. Впервые исполнив ее Джону, Пол заметил слабость одной из строк: «Нужное тебе движение — у тебя на плече»[778].

— Я подправлю, — сказал он.

— А знаешь, не надо, — ответил Джон. — Это самая лучшая строчка в песне. Я понял, что она означает. Это здорово.

Но что конкретно — или даже в общих чертах — она означает? Полу, всегда стремящемуся к ясности, она не нравилась по двум причинам: во-первых, в песне уже было слово «плечи», а во-вторых, «глупое выражение, как будто про попугая». И то и другое верно, но слова, положенные на музыку, внезапно обретают смысл. До того как я начал писать эту книгу, я считал, что Пол поет: «the moment you need is on your shoulder», а это совсем не то же самое, что «the movement you need is on your shoulder»[779]. Тем не менее, даже осознав, что я лет пятьдесят ошибался, я с удивлением сообразил, что особой разницы в значении нет. Одна из версий наделена бóльшим смыслом, но без музыки смысла нет ни в той ни в другой.

А вот слова вкупе с мелодией звучат как-то трогательно; они вообще становятся ключевыми во всем куплете, говорят о доброте, утешении и необходимости двигаться дальше. Мы привыкли считать музыку абстрактной, а текст конкретным, но в хорошей песне они неразделимы. Стихи, отделенные от музыки, — как рыба, вытащенная из воды, или бабочка, пришпиленная к картонке.

Можно даже сказать, что чем больше смысла в тексте на бумаге, тем слабее он в песне: рок работает куда мощнее, когда похож на туземные напевы или церковные песнопения, а его расплывчатое значение преображается в абстрактный звук и