Вашими устами да мед пить, подумала Эмили, глядя на бывшего крестного отца. Мне бы такую уверенность. Только головоломка пока не по зубам.

В деле об убийстве Юханссона на одном из снимков с камеры видеонаблюдения она увидела отъезжающий «рэндж-ровер». Машина Юханссона. Полиция настаивает, что на машине уехал Тедди. Но им разумеется, было ясно, кто уехал на машине: не Тедди, а тот, второй. И увез с собой чемодан Samsonite с уликами. Полиция проверила камеры на въезде в центр – установлено, что «рэндж-ровер» появился в Стокгольме через сорок минут.

Эмили вспомнила: человек, который приезжал к Кате с угрозами, вызвал такси Uber и доехал до центра. Интересно: документы на владение усадьбой Халленбру оформлял «Лейон».

В голову пришла мысль.

– Мне надо съездить в одно место, кое-что проверить, – сказала он Тедди.

Она остановилась у подъезда. Направо – химчистка, магазин лыжной одежды и Seven-eleven, куда она и зашла.

Тот же самый приказчик, что и тогда.

– Привет, Грегори, – она выбрала из арсенала улыбок самую широкую. – Не вчера это было. Как дела?

Повезло – его имя и фамилию она прочитала на бейджике.

Грегори, похоже, ее узнал. Ничего удивительного – в свое время она частенько забегала сюда за любимыми леденцами.

– Дела нормально, – сказал он. – А вы что, уже не работаете в «Лейоне»? Наверное, год у нас не были.

– Работаю, работаю. Пытаюсь вести здоровый образ жизни. Люди говорят: сахар – белая смерть.

Грегори с его щедро рассыпанными по физиономии ржавыми веснушками выглядел лет на семнадцать, хотя ему наверняка не меньше двадцати трех.

– У меня есть к тебе вопрос… Вернее, не у меня, а у нашего бюро. Можно ли посмотреть видео с камеры наблюдения, которая торчит у вас на фасаде?

Грегори простодушно поковырял в носу.

– А зачем?

– Ерунда… был неприятный инцидент несколько недель назад, и нам нужно кое-что проверить. Глупо вмешивать полицию ради такой ерунды. Всего-то нужно посмотреть, приходил ли в бюро один человек в определенный день. Он утверждает: да, приходил. А у нас в журналах не отмечено.

– А-а-а…

– Как долго вы храните записи?

– При мне ни разу не стирали, – он залез в нос так глубоко, что Эмили даже испугалась – не порвал бы ноздрю. Он показал на дверь за прилавком и приглашающе махнул рукой. – Пожалуйста. Они там, в компе. Смотрите сколько хотите.

И назвал пароль.

Потребовалось не больше трех минут.

Больше смотреть нечего. Камера Seven-eleven, как она и надеялась, покрывает и вход в «Лейон». На видео зафиксировано, как паркуется «рэндж-ровер» Юханссона, как из него выходит человек с чемоданом Samsonite и направляется к подъезду «Лейона». Размер чемодана, цвет – все, как описывал Тедди.

Иными словами: неизвестный приятель Фредрика О. Юханссона взял чемодан в усадьбе, положил в машину убитого и привез в «Лейон».

К сожалению, в угол обзора камеры не попадает весь подъезд. Человек, катящий чемодан, виден прекрасно.

Видно все, кроме головы.

Лица не видно.

Скорее всего, этого чемодана в «Лейоне» уже нет. А если все же он там? Если все, что с точки зрения убитого Юханссона подлежало «приборке», находится здесь, в этом здании, в адвокатском бюро, где она когда-то работала?

Можно попытаться.

Эмили присела за кухонный стол.

– Эмили, что происходит? – Йоссан посмотрел на нее с беспокойством. – Физиономия Тедди в городе на каждом углу.

– Да… это неприятно.

– Неприятно?! Ты же наверняка знаешь больше, чем я. Это же твоего адвоката он скрутил в комнате для посетителей! Ты как-то в этом замешана?

– Да. Замешана. И ты права. Не просто неприятно. Такое в страшном сне не приснится.

Йоссан выпятила нижнюю губу так, что с нее мог бы писать картину Мунк. Только назвать не «Крик», а «Скепсис». Эмили никогда не видела такого выражения на лице подруги. Даже немного испугалась.

– И насколько ты замешана?

– Насколько можно, настолько замешана. К примеру, Тедди… – Она похлопала себя по животу и на всякий случай разъяснила: – Тедди – отец моего ребенка.

Йосефин на секунду растерялась. У нее сделалось такое лицо, будто ей только что объявили, что не Эмили, а она ждет ребенка. Причем тройню.

И тут же засмеялась, как всегда – легким, непринужденным смехом.

– Пиппа, у тебя будет не ребенок, а писаный красавец. И так был бы, но теперь, когда я знаю, кто папаша, – никаких сомнений. Беби-модель. Ты будешь зарабатывать бешеные деньги. В Bonpoint[72] к примеру. И не только. В очереди будут стоять.

Эмили тоже не смогла сдержать улыбку.

– Знаешь, Йоссан… Я надумала. Я приду на вечер для алюмни.

– Вот тебе и раз! Спохватилась! Уже поздно, моя девочка, заявки поданы, три дня осталось. Я понимаю, почему ты тянула резину, но что теперь сделаешь? Все сроки прошли.

– Я должна попасть на этот праздник, – угрюмо, с напором сказала Эмили. – Мне необходимо побывать в бюро, осмотреться.

– Что-то мне подсказывает, что тебе нужно не просто «осмотреться», – Йоссан изобразила пальцами кавычки. – Какая-то другая причина?

– Может, и другая… Йоссан… Для тебя же лучше, если ты не будешь знать, какая именно. Сделай все, чтобы я попала на эту пирушку.

– О’кей, Пиппа. Сделаю все, что смогу. Думаю, что смогу. Даже уверена. Но при одном условии.

Даже Йоссан ставит условия… Господи, как испохабился мир…

– Давай свое условие.

– При условии, что я буду крестной матерью этого поросенка, – она показала на живот Эмили.

Странный сон приснился Роксане. Никогда ничего подобного не снилось. И толком вспомнить не могла – будто они с Николой летят на мотоцикле над крышами Акаллы, потом кружат над лесом и наконец приземляются на лугу. Белая ночь. Они кладут мотоцикл на траву, ложатся и, не моргая, смотрят, как медленно наливается светом овсяный кисель июньского неба.

Сон, конечно. Николы рядом нет.

Раздвоение сознания. Шизофрения. С одной стороны – счастье бурлит, как только что налитое в бокал шампанское. Ей никогда в жизни не было так хорошо, как с этим парнем. С другой стороны – она даже не приблизилась к названной отморозками сумме, даже с учетом Николиных полутораста тысяч. Как уговорить отца с матерью поехать в Тегеран к тете Этти? Поехать в Иран, где они ни разу не были после эмиграции?