Помощник вынужден был сказать, что должен доложить об этом шефу.

— В таком случае и вы один из них, — грустно ответил Энглтон.

Шлесинджер проработал директором ЦРУ ровно пять месяцев, а затем стал министром обороны. Отправлять Энглтона в отставку уже пришлось следующему шефу — Уильяму Колби. Он убил немало времени, постоянно выслушивая хитроумные теории Энглтона о метастазах КГБ и ГРУ в ЦРУ. Но, обладая более прямолинейным характером по сравнению со своими предшественниками, свой вывод о подчиненном он сформулировал более четко:

«Пока вы тратите время на то, чтобы застраховаться от плохих агентов, вы рискуете тем, что у вас не останется ни одного хорошего».

Есть смысл добавить сюда слова, сказанные Жаном Полем Сартром: «Если вы одиноки, когда вы один, значит, вы в дурном обществе». Дурное общество — одиночество Энглтона негативно повлияло на его служебную стезю.

Разрушив карьеру не одного офицера ЦРУ и фактически парализовав работу советского отдела, Энглтон наконец-то дождался своего «звездного часа» — его отправили на покой. Охотника на советских «кротов» вынудили написать рапорт об отставке после заслушивания на комиссии Конгресса, где он, легенда, вызывавшая страх у многих сослуживцев, выглядел растерянным и жалким. Мыльный пузырь его затей с антишпионской паранойей, надутый вместе со спекулятивной фантазией предателя Голицына, наконец-то лопнул…

«Скоро ты забудешь обо всем, — рассуждал Энглтон, — и все, в свою очередь, забудут о тебе». Так оно и случилось.

Уйдя на пенсию, он начал еще сильнее злоупотреблять спиртным. Правда, покинувшая его жена неожиданно вернулась и в какой-то мере помогла победить дурную привычку — алкоголизм. Он стал заниматься выращиванием орхидей, шлифовкой драгоценных камней, выделкой кожи и с подлинной страстью — рыбалкой. Нетрудно заметить, что эти занятия требуют методичности и одиночества, усиливая болезненную замкнутость.

С уходом Энглтона новый шеф внешней контрразведки ЦРУ столкнулся с настоящим саботажем со стороны старых кадров. Плавного перехода не вышло, пришлось руководству ЦРУ менять всех и быстро, в том числе и преемника, который, покидая кабинет в Лэнгли, откровенно заявил: «Священникам и контрразведчикам трудно жить, они слишком много знают о людях».

Журналист Джозеф Тренто встретился с Джеймсом Энглтоном у него дома в конце 1985 года. Охотник за «кротами» уже был тяжело болен, но, невзирая на душераздирающий кашель — он почти непрерывно курил, — поделился впечатлениями о прошлом:

— Я всегда был скунсом на вечеринке в розовом саду, — с горечью сказал он визитеру и добавил: — Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков.

Неужели он считал себя лучшим стрелком — контрразведчиком в системе американской разведки?

Джеймс Джизус Энглтон умер в мае 1987 года в возрасте 70 лет от рака легких.

А уже в мае 1991 года в Англии издается книга «Беспощадный воитель», написанная корреспондентом Британской радиовещательной корпорации Томом Мэнголдом, в которой говорилось об агенте ФБР США под псевдонимом «Топ-Хэт», являвшемся советским генерал-майором Дмитрием Федоровичем Поляковым. Но к тому времени агент ЦРУ «Бурбон» был уже обезврежен.

Знал ли автор о его аресте — неизвестно. Если не знал, это еще одно доказательство безразличного отношения американских спецслужб к своей отработанной агентуре.

Вот уж поистине в каждом веке есть свое средневековье, а в каждой разведке — своя ежовщина. Так неужели прав Бертольт Брехт, написавший в «Трехгрошовой опере»:

Чем жив человек?

Тем, что другого жрет из века в век.

Упомянутая книга посвящена главному охотнику за шпионами, начальнику контрразведки ЦРУ Энглтону, по вине которого, как считает автор, произошел провал этого ценного американского источника информации по ГРУ Генштаба ВС СССР.

Мечта попасть за границу ни на минуту не покидала Полякова, считавшего, что наиболее «плодотворные» и безопасные «торговые сделки с секретами» могут осуществляться исключительно за пределами страны в условиях вполне объяснимых служебной логикой контактов с иностранцами, и в частности с американскими дипломатами.

«Скорее бы уехать в длительную командировку. Там безопаснее я себя чувствую. В Союзе мрак, а не жизнь с мизерной зарплатой даже у старших офицеров Генштаба и страхом потерять голову из-за таких грехов перед страной, какими я занимаюсь. За рубежом же можно получать в несколько раз больше: в рублях и сертификатах — от наших, а в долларах и презентах — от американцев».

Нередко подобным образом рассуждал агент «Бурбон», считая себя корифеем разведки, которому командование всецело доверяет и считается с ним как с профессионалом высокого класса. Но, как говорится, любят надуваться от собственной значимости лишь полные нули. Он им становился по мере того, как терялся нюх разведчика, своим горбом ищущего кандидатов на вербовку. Ему кандидатов теперь будут подставлять американские хозяева, и, таким образом, он обречен расти и «надуваться от собственной значимости» не только в своих глазах, но и в оценках своего руководства. Ему не надо будет ломать голову, где найти кандидата на вербовку, не надо будет изучать его качества — «кукла» будет готова. А «шкурки» (сленг оперативников — информация от агента. — Прим. авт.) будут слетать, как с ротапринта. Останется только их «причесать» и отправить в Центр для анализа.

Но откомандирование за границу затягивалось. Он уже начал волноваться. «Если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах», — отвечал он жене на ее приставание о возможности выезда за рубеж.

— Что они тебя мурыжат? Сколько это может продолжаться? Ты ведь не в пример сопливым выпускникам нашей академии — капитанам да майорам — и знаешь больше их, и поопытнее этих молокососов! — однажды от нетерпения взорвалась супруга, тоже горевшая желанием отдохнуть от «совковой» обстановки.

— Не береди хоть ты душу, и так тошно в режиме каждодневного ожидания. Придет время — скажут! — огрызнулся Дмитрий Федорович.

— Действительно, разве можно сравнивать тебя и их? — настойчиво продолжала наступать на больную мозоль мужа хозяйка.

— Да, чтобы сравнивать, нужно многое знать, а в нашей работе видеть, чувствовать и рисковать. Они — выпускники пока голые в смысле опыта, — поддержал Поляков жену.

— Дождемся…

И все же он верил в свою звезду, — как-никак у него на счету была работа с нелегалами и проведено несколько «вербовок» иностранцев. Не каждый разведчик может похвастаться таким богатым профессиональным багажом…

Правда, он не видел время скорых перемен, но чувствовал их принципиальное приближение своей интуицией.

Летом 1965 года с полковником Поляковым провел беседу старший офицер Управления кадров ГРУ. Он прощупал психологическое состояние офицера и для соблюдения проформы выяснил, не будет ли с его стороны каких-то доводов в отказе от поездки в загранкомандировку.