– Помощник губернатора Ваня Сочин, – представил Рыдник Плотникову первого.

– Помощник губернатора Миша Горин, – представил он второго, – отличные ребята, в наш фонд жертвуют.

Генерал-полковник расправился с жаренным на тепане мясом, дерябнул стопочку сакэ и пришел в великолепное расположение духа.

– Нет, ты слышал, ты слышал? – громко заговорил руководитель операции, обращаясь то к Савелию, то к губернаторским помощникам, – мол, убить террористов важнее, чем освободить заложников. Кремль, мол, говорит. Я ему дам – Кремль! Воевать разучились! Везде непрофессионалы!

– Точно так, Вячеслав Игоревич, – почтительно заметил помощник.

– Что за «Белка»? Какая «Белка»? Кто-нибудь эту «Белку» в действии видел, кто-то клинические испытания проводил? И что, я ее буду испытывать? На пятистах заложниках? Я вам что, доктор Менгеле? Почему «Белка»? Почему не «Заяц»?

«Ничего, – с усмешкой подумал про себя Савелий Рыдник, – дай срок. Вот уйдет Хасаев с деньгами – будет вам и белка, будет и свисток…»

Сотовый телефон зазвенел у помощника. Тот гаркнул: «але!», выслушал ответ и с внезапно изменившимся лицом протянул трубку генералу.

– Плотников слушает, – сказал замглавы ФСБ.

– Это Фатих. Ты знаешь, я передумал. Мне нужно не сто, а двести.

Сакэ чуть не полезло наружу из генерала.

– Хорошо. Как ты хочешь получить деньги?

– Я хочу, чтобы они были переведены на указанные мной счета со счетов люксембургской компании «Антарес».

Плотникову вдруг показалось, что он держит в руках не мобильник, а гранату с выдернутой чекой. Пальцы стали ватными. В голове мгновенно протрезвело.

– Ты меня слышишь, Вячеслав Игоревич?

– Да. Да. Я конечно слышу. Что это за компания?

– Ты сам знаешь.

Тишина в трубке стала такой густой, что ее можно было мазать на хлеб. Штаб прослушивал все телефонные звонки с территории завода, неважно, шли они по сотовой связи или по проводам. Плотникову было страшно представить себе, сколько ушей слушают этот разговор.

– На счетах компании, – наконец сказал замглавы ФСБ, – нет столько денег.

– Вячеслав Игоревич, у меня тут есть очень великодушный человек, которого зовут Данила Баров. Он прямо-таки рвется помочь собственной стране. Он переведет деньги «Антаресу», а «Антарес» – туда, куда мне надо. Реквизиты «Антареса» мне известны.

– Но…

– Вячеслав Игоревич, двести миллионов – это слишком большая сумма, чтобы получить ее налом. А никакие деньги, кроме нала, не исчезают бесследно. Я хочу иметь гарантии, что ФСБ не нажалуется в «Интерпол» по поводу этих денег. Если они будут переведены со счетов компании «Антарес», ФСБ этого не сделает.

– А… Баров?

– О, я думаю, после конца операции русским властям нетрудно будет объяснить Даниле Александровичу, что это не в его интересах – спрашивать, куда перевели деньги.

– Какие у нас будут гарантии?

– О гарантиях поговорим позже.

И в трубке зазвучали гудки, короткие, как автоматная очередь.

Замглавы ФСБ растерянно смотрел перед собой. В числе прочих почетных обязанностей защитника родины Вячеслав Плотников курировал экспорт оружия. «Антарес» был его собственной компанией, на которую поступили деньги от продажи «МиГов» в одну из ближневосточных стран. Официальный откат, причитавшийся министру обороны страны (по совместительству приходившемуся племянником местному эмиру), составлял тридцать миллионов долларов. Но из этой суммы только пятнадцать ушли на Ближний Восток, а другие пятнадцать – в «Антарес».

Получалось, что одной рукой министр обороны поделил с ним взятку, а другой – слил информацию своим правоверным фанатикам.

То, что МиГи ушли по завышенной цене и что излишек цены был распределен между продавцами и покупателями, знали все, кому надо. Плотников был не сумасшедший – скрывать такие вещи от самого верха. Наоборот, верху было очень аккуратно доложено, что так мол и так, стрясли с арабов некую денежку в специальный фонд, устроенный для блага государства. Но вот заявленная наверху сумма была в три раза меньше реальной. И Хасаев, коль скоро он знал реквизиты, наверняка знал и сумму. Проклятые арабы! Вот что значит международный терроризм!

Плотников аж застонал, представляя, как с него будут снимать стружку, – и вдруг его осенило.

Деньги будут переведены со счетов Барова на счета «Антареса» и только оттуда – на счета, указанные Халидом. Это значит, что в течение какого-то времени двести миллионов долларов будут находиться на счетах контролируемой Плотниковым компании. Генерал думал несколько секунд, переворачивая пришедшую в голову идею и так и сяк, – но идея была верная. Идея была единственно возможная в данных обстоятельствах. Рука сама набрала номер Терентьева.

– Кеша, – сказал замглавы ФСБ, – я поразмыслил тут над твоим предложением. Считаю, что ты по существу прав.

* * *

Вскоре после того, как Руслан ушел к боевикам, Милу отвели к остальным заложникам. Один из чеченцев принес ей одежду: длинную юбку, серую кофту и черный платок. Миле было плохо: ее знобило и подташнивало. С той минуты, как Руслан застрелил русского, он ни разу не подошел к ней и даже не взглянул в ее сторону.

После вечернего намаза Мила поднялась по лестнице к одному из чеченцев.

– Ломали, – сказала Мила, – покажи мне, как вы молитесь. Я хочу помолиться.

– За кого?

– За моего мужа.

Молодой боевик глядел на нее несколько мгновений.

– Он тебе не муж, женщина, – ответил Ломали, – я тебе это объяснял. Возвращайся на место и накинь платок на голову.

Сергей Карневич проснулся в семь утра от сосущего голода. По приказу Барова он все прошедшие сутки ничего не ел, и было это не так легко, ибо со вчерашнего дня заложников кормили вполне сытно. Правда, среди кормежки почему-то преобладали торты, шоколад и сгущенка. Карневич удивлялся, пока Баров не объяснил ему, что, согласно науке, большое количество сахара в крови уменьшает агрессивность. Видимо, в ФСБ это знали и передавали торты для террористов. Видимо, террористы тоже это знали и отдавали сладкое заложникам.

Данила Баров сидел рядом, привалившись к стене, и вполголоса беседовал с тоненькой девчушкой лет тринадцати, завернутой в бесформенный белый свитер. Детей среди заложников почти не было; только одна из работниц взяла с собой на дежурство грудничка, да ребята из соседних дворов прибежали посмотреть на демонстрацию. Женщину с грудничком и восьмилетнего мальчика отпустили вчера вечером, а тринадцатилетнюю девочку не пустили.