— Некоторое сходство имеется. Но волосы у Дайалы вьются не так сильно, как у Ллиз, а плечи, как мне кажется, пошире. И она не носит ни сапог, ни какой-либо другой обуви. Ходит босая. Таким образом друиды поддерживают связь с землей.

— А одежду она носит?

— Элизабет... — простонал Джастин с шутливым укором.

— Что — «Элизабет»? Обуви не носит, так почему бы не обойтись и без одежды?

— Носит она одежду, носит. Обычно штаны и тунику серебристо-коричневого цвета.

— А хорошая она возлюбленная?

Джастин поперхнулся:

— Сестричка, по-моему, это касается только нас двоих.

— Значит, хорошая, — безжалостно сказала Элизабет. — А умная?

— Во многих отношениях гораздо умнее меня.

— Вот оно как! — Элизабет подтянула колени к подбородку, немного помолчала и задала еще один вопрос: — Ты долго у нас пробудешь?

— Несколько дней, не больше. Мне надо будет вернуться в Найлан.

— Я не о Найлане. Когда ты снова отправишься в Кандар?

Джастин пожал плечами:

— Не знаю. Но не слишком скоро, мне еще многое нужно сделать здесь. И я не очень хорошо представляю себе как.

— Вот и славно! Чем дольше ты пробудешь дома, тем лучше. А почему Дайала не приплыла с тобой?

— Я звал ее, но... Я тоже к ней не вернусь, пока не справлюсь со своей задачей.

— Сдается мне, эта задача не больно-то тебя радует.

— Тут ты в точку попала. Радости мало, но дело должно быть сделано.

— А почему оно должно быть сделано именно тобой?

— А многих ты знаешь, кроме меня, Гуннара да Алтары, кого волнуют действия Фэрхэвена? Волнуют настолько, чтобы побудить не прятать голову в песок, а хоть что-то предпринять?

— Папа говорит, что, по общему мнению, ничто не будет угрожать Отшельничьему, даже если Белые займут весь Кандар.

— Не будет... до поры до времени.

— Тогда почему...

— Элизабет, я делал стрелы с гармонизированными наконечниками, погубившие уйму, в общем-то, невинных людей. У меня до сих пор время от времени случаются ночные кошмары. Понимаешь, существует проблема зла. Сам по себе хаос злом не является, но вот Белые есть истинное зло, поскольку стремятся навязать свои порядки силой. Противопоставить злу можно только силу, но прибегающий к силе неизбежно и сам творит почти такое же зло. Я не хочу умножать зло, не хочу, чтобы к злу обратился весь мир — и изначальные его носители, и те, кто стремится их остановить.

Элизабет молчала. Слушала. Джастин с горечью продолжал:

— Но если допустить, чтобы зло возрастало беспрепятственно, для борьбы с ним потребуется еще больше силы, а стало быть, еще больше зла. Занимая позицию невмешательства, Совет в конечном счете, потворствует наполнению злом всего мира.

Девушка придвинулась к брату и обвила руками его шею:

— Ты такой храбрый!

— Нет, я бы этого про себя не сказал. Сейчас я зол, зол и на ангелов, и на Белых за то, что они загнали меня в угол. Ничего не делая, я окажусь трусом, а пытаясь что-то совершить, стану таким же злодеем, как и Белые, творящим зло во имя какого-то выдуманного идеала.

Элизабет обняла его еще крепче.

— Наверное, такова жизнь, — со вздохом промолвил он.

— Ты изменился. Стал гораздо серьезнее.

Джастин выдавил смешок.

— И это тоже жизнь.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спросил Джастин, забросив руки на резную спинку стула.

— Тебя слушаю, чем же еще? — откликнулся Гуннар, откинувшись на узкой кровати так, что голова его коснулось теплой деревянной обшивки. Такой обшивкой покрывались стены в жилых помещениях Братства, предназначавшихся для старших магов. В комнате Джастина никаких стенных панелей не было и в помине.

— Я хотел узнать, что ты делаешь для Турмина и для Братства, — со вздохом уточнил младший брат.

— Главным образом, пытаюсь с помощью высоких ветров разузнать, что происходит в Сутии. Ну а еще, само собой, разведываю погоду над океанами, чтобы корабли не попали в бурю. Обычное дело.

— Знаешь, Гуннар, с тем советником, с Рилтаром... с ним что-то неладно. Это не хаос, но ощущается как-то подозрительно, — промолвил Джастин, потирая подбородок. — Вот бы ты выяснил, в чем дело.

— Ты хочешь, чтобы я шпионил за советником?

— Так, мысль высказал, — пожал плечами Джастин. — Какой из тебя шпион?

— Помню, братишка, в прежние времена я клевал на такое, — отозвался Гуннар, отодвинувшись от стены. — Когда кто-нибудь говорил, что какое-то дело мне не по плечу, я из кожи вон лез, лишь бы доказать обратное.

Джастин ухмыльнулся.

— Ладно, так уж и быть. Потрачу на это немножко времени, но только самую малость, — сдался Гуннар.

— О большем я и не просил, — откликнулся Джастин, отхлебывая глоток пива — оно уже успело немного согреться.

— До сих пор в толк не возьму, как ты можешь хлебать это пойло и сохранять внутреннюю гармонию, — хмурясь, промолвил Гуннар.

— Друиды говорят, что глубинную гармонию спиртное не затрагивает.

— Кстати о друидах. По-моему, ты не очень-то склонен распространяться насчет своей знакомой... этой Дайалы.

— Ты прав, — ответил Джастин. — Ее не так-то просто описать.

— А чем она, например, занимается, кроме того, что является друидой?

— Создает деревянные поделки. Выращивает их, как ту шкатулку, что я тебе подарил.

— Выращивает? По-моему, это чересчур, даже для друиды.

— Мне тоже так казалось, но... Это трудно понять, пока сам там не побывал. На первый взгляд, все здесь, на Отшельничьем, кажется гармоничным, однако это поверхностная гармония. В ней отсутствует равновесие. Друидам приходится уравновешивать гармонию и хаос на более глубоком уровне.

— Приходится?

— Именно так. Всякий должен или пройти испытание, или покинуть Наклос.

— И ты... ты прошел такое испытание?

Джастин кивнул и добавил:

— Я едва справился. По сравнению с этим даже то, что мы пережили в Сарроннине, может показаться детской игрой. Гибель подстерегала меня на каждом шагу.

Гуннар вчувствовался в брата — от него это не укрылось — и покачал головой:

— Надо думать, все дело в твоей Дайале? Я имею в виду, ты из-за нее согласился на испытание, ведь так?

— Отчасти из-за нее, но не только. Точную причину назвать трудно, но я чувствовал, что на Отшельничьем не все ладно. Может быть из-за Фирбека.