– Вы видели зильда? Значит, люди живут недалеко!

– Бывают и дикие зильды, – отозвался маг. – Хотя они тоже обитают поблизости от людских поселений… Что ж, это обнадеживает.

Они прибавили шагу. Благодаря кое-каким магическим средствам Паселей чувствовал себя хорошо, несмотря на преклонный возраст. Живя в Суаме, он конечно же слыхал всякие нехорошие вещи о Бирвоте-чернокнижнике, но лично ни разу с ним не сталкивался. Познакомившись, они быстро поладили. Паселей был человеком добродушным, уживчивым и здравомыслящим. Его не выбило из колеи ни то, что черный зверь оказался могущественным божеством, ни то, что Бирвот не подтвердил свою репутацию опасного злодея. Слухам и мнениям он никогда не придавал большого значения, предпочитая занимать свой ум тем, что можно увидеть или потрогать. Именно поэтому его так привлекала природа.

Бирвот, со своей стороны, тоже относился к нему неплохо, и, когда Нэрренират потребовала, чтобы он исцелил Паселея от всех старческих недугов, с какими сумеет справиться, он охотно выполнил пожелание богини. Ему интересно было попрактиковаться в целительстве и узнать пределы своих возможностей. Правда, по собственному почину Бирвот вряд ли догадался бы предложить Паселею помощь: ему бы это просто в голову не пришло.

Каменные стены раздвинулись еще шире и после плавного поворота расступились. Впереди, на равнине, виднелся город, составленный из кубиков и брусков той же расцветки, что здешние скалы. Унылое скопление ступенчатых прямоугольных форм оживляла пара шпилей и блестящий купол посередине. Горизонт представлял собой размытую оранжево-бежевую полосу. Бирвоту вспомнились деревья, которые росли вблизи врат-выхода. Лес. А город – Чадна, резиденция пиратского князя. Вон и дорога, связывающая порт Амису, Чадну и страну Мелаф, что лежит дальше к зною. Моря не видно, оно слева, за скалами, но до него отсюда рукой подать. Как и до самих врат. Можно поворачивать обратно: проход найден.

И они бы так и сделали, но тут маг увидел некое сооружение справа, на берегу зеркального водоема на полпути между скалами и Чадной. Большой белый шар на круглом постаменте. Стоило Бирвоту присмотреться к нему повнимательней, как шар начал расти, разбухать. Маг с трудом отвел взгляд. Осторожно покосился краем глаза: шар обрел прежние размеры.

– Паселей, посмотрите на эту штуку возле озера! Вы что-нибудь заметили?

– Неприятная штука… – выполнив его просьбу, отозвался Паселей. – Вроде не скажешь, почему, а неприятная…

– Шар меняет размеры?

– Нет.

Бирвот снова взглянул на шар, и тот снова начал увеличиваться, заслоняя поле зрения.

– Да вот только нехороший он… – донесся до мага будто издалека обеспокоенный голос Паселея. – Словно бы порчу наводит…

– Чары, – еле ворочая языком, пробормотал Бирвот. – Погоди…

Он начал произносить заклинание, рассеивающее чары, и шар опять съежился до своих первоначальных размеров, наваждение исчезло. Зато мага к концу пошатывало от усталости. Теперь хорошо бы укрыться в ущелье, отдохнуть… Но в ближайшее время на отдых рассчитывать не стоит.

От Чадны мчалась группа всадников, прямо к ним. Бирвот хрипло, с досадой, вздохнул. Не любил он заварушек. Но незаметно сбежать не удастся: даже на таком расстоянии он почувствовал, что среди приближающихся есть сильные маги.

Поселок благоносцев мало чем отличался от других таких же, раскиданных по всему Облачному миру. Увенчанный шатровым куполом небольшой храм посреди чисто подметенной площади, сверху донизу разрисованный серыми разводами по светлому фону – совсем как здешнее небо. Вокруг, образуя правильное каре, стоят ряды скромных домиков с хозяйственными пристроями, дальше расстилаются огороды и поля. Типовая планировка, только строительный материал в разных краях разный: камень, дерево, глинобит, кирпич. Здесь храм и дома были каменные, а пристрои – глинобитные.

Благоносцы ни с кем не враждовали, ибо это запрещала их вера, ели только растительную пищу, и то не всякую, не пили вина и не прикасались к оружию. Если их откуда-то выгоняли, они безропотно уходили и обосновывались на новом месте. Лаймо вначале удивился, что пиратский князь до сих пор не разорил поселение, но потом сообразил, что для Чадны такое соседство должно быть выгодным: наверняка она берет с общины дань продовольствием, а неприятностей благоносцы никому не доставляют. Живут они тихо и замкнуто, довольствуясь малым.

Возделанные земли занимали почти всю маленькую долину. В сторону зноя уходила дорога, огибая загородившие горизонт скалы. Мужчины, женщины и подростки в одинаковой одежде и белых головных платках, скрывающих волосы, трудились, как муравьи. Лаймо и Нэрренират наблюдали за ними сверху, с заросшего кустарником уступа над тропинкой.

– Вот уж повезло… – процедила богиня. – У них в деревне даже завалящей курицы не найдешь!

– Их религия учит, что богам угодна постная пища.

– Ага, можно подумать, нам делать больше не хрена, кроме как следить за диетой смертных.

Она уставилась на людей в долине. Ее хвост шевелился, как у раздраженной кошки, шип на его конце со скрежетом царапал по камню.

– Великая, пощадите их, – отодвинувшись от нее, насколько позволял колючий кустарник, прошептал вспотевший от страха Лаймо. – Будьте милосердны, там же семьи, дети… Давайте, я спущусь в поселок и куплю побольше пирогов с овощной начинкой, это избавит вас от чувства голода, а завтра Арс отдаст вам двух гувлов, он ведь обещал!

– Я милостивая богиня, я их не трону, – вздохнула Нэрренират. – Так хочется мяса… Хорошо, отправляйся за пирогами, а потом выясним, куда ведет вон та дорога. Надеюсь, эти чаднийские пираты такие же вкусные, как халгатийские разбойники.

Осторожно раздвинув ветви, Лаймо начал высматривать, где можно спуститься на тропинку, но тут внизу послышались голоса, и он опять притаился.

– …Говорила я Рафе, недобрый человек этот Гинкло, да разве она меня послушает? Встретила его давеча в горах, заболталась, а вернулась совсем одуревшая и что было не помнит, третий день больная лежит… – Тонкий дребезжащий голос женщины сбился на сдавленные всхлипы. – Встать не может и стонет, стонет…

– Околдовал ее Гинкло? – деловито спросил другой женский голос.

– Вот и я так думала, а наставник-благовестник, когда посмотрел Рафу, сказал, что это, мол, не чары, а мелафская золотая пыльца. Видать, Гинкло угостил ее сладкой лепешкой с такой пыльцой, Рафа ведь страсть любит сладкое… Вот и дошло до греха, а ежели она еще и понесла от него, всю жизнь придется грех отмаливать! Ох, что стряслось…

– У Гинкло всегда с собой золотая пыльца, – вступил в разговор третий, мужчина. – Говорят, он ее в Бисину возит тайком от князя. Коли князь об этом прознает, казнит его, тогда он и за дочку твою перед богами ответит.

– Правда-правда, – подхватила вторая женщина, – и я слыхала… Видели, какой он толстый да румяный? А наставник-благовестник сказал: кто марает руки золотой пыльцой, тот смертный грешник!