Из оставшихся троих никто ничего не видел и не слышал никакого шума. Было очевидно, что унесли княгиню по реке, ниже берега, потому что миновать избу и костер похитители никак бы не смогли.

Киевские кмети, держа в одной руке факел, а в другой меч, разбежались по берегам Днепра в обе стороны, сновали вокруг городца, осматривали каждый клочок земли. Но между Днепром и городцом лежала широкая полоса пожарища, уже спрятанная под снежное покрывало, а в самом городце еще сидела толпа пленных. Прочее же пространство берега было пусто – снег да и все.

Впрочем, Ингвар быстро сообразил, что виной всему местные. Отправив часть кметей обыскивать избы поселения, лежащие дальше от пристани, он велел найти и привести к нему Лютояра. Тот со своими пятью вилькаями участвовал в битве за Свинческ и должен был быть где-то под рукой. Но тот лишь вытаращил глаза и стал клясться, что не виновен в исчезновении княгини.

– Ступай ищи ее, йотуна мать! – яростно орал Ингвар. – Если моя жена пропадет, я здесь пустое место сделаю! Править тебе будет негде, никого в живых не оставлю!

Лютояр ушел. И едва косматые спины его соратников растворились в пелене снегопада, Ингвар пожалел, что дал им уйти. Если всему виной местные, то их князя стоило держать при себе – как заложника.

Он уж хотел было приказать вернуть Лютояра, но Ивор его отговорил.

– Никогда так не бывает, чтобы все хотели одного, – сказал старый воевода. – Сколько живу, всяк в свою сторону тянет. А когда война или еще какая свара – особенно. У них, у местных, тут свои свары. Если Станибор правда не виноват, лучше него никто не придумает, где пропажу искать.

Вслед за вилькаями Ингвар вышел за ворота Свинческа. Разбитые в щепки створки валялись перед проемом, а сам проем напоминал беззубый рот старика. «Порок» под своей тесовой крышей еще стоял на дороге: будто чудовище заснуло, не добравшись до своей цели чуть-чуть. Даже сквозь снежное покрывало ощущался запах гари предградья. За спиной у Ингвара валялись мертвецы. Киевских уже подобрали и сложили в стороне, а о местных пока некому было позаботиться, кроме Марены. Снег все падал, и уже не видно было, где лежит закоченевшее тело, а где просто куча обломков.

Ее недолго несли, потом положили в сани и повезли. К счастью, рукавицу изо рта вынули, видимо, опасаясь, что задохнется, и за этот миг Эльга успела увидеть вокруг себя лишь пару темных фигур, одетых в заснеженный мех. Снова завернув в плащ с головой, ее поверх плаща обмотали веревкой: не слишком тесно, но так, что она не могла пошевелиться. Она неудобно лежала на жестком днище саней, в непроглядной тьме и духоте под плащом. Скоро у нее закружилась голова, подступила тошнота, и вот теперь Эльга испугалась: если ее затошнит, она задохнется! Но единственное, что она могла, – это дергать головой, не имея ни малейшей надежды освободиться из-под плотной шерсти. Оставалось одно: постараться успокоиться, не двигаться и дышать осторожно. Не навсегда же ее завернули в этот проклятый плащ, будет же этому когда-нибудь конец!

Плащ не спасал от холода: руки и ноги закоченели в неподвижности. Из носу текло, но вытереть было нельзя, и Эльга делала маленькие вдохи через рот. Занятая всем этим, она почти не думала, кто ее захватил и куда везет. Она привыкла к тому, что представляет собой большую ценность, которой никто не посмеет причинить вреда, и чувствовала больше возмущение, чем страх. А еще досаду, что не успела узнать, чем кончилась битва – да и кончилась ли. В мыслях мелькали разные слова, которыми Ингвар, Мистина, Ивор и прочие им подобные обозначают такие вот внезапные осложнения. И всем им матерью, конечно же, была та самая йотуна мать…

Иногда ей казалось, что она различает голоса, но не могла определить, много ли людей рядом. Ее все везли.

То ли она от духоты на время потеряла сознание, то ли просто задремала, но последнюю часть пути не заметила и очнулась от ощущения, что ее поднимают и несут.

А потом ее куда-то положили, веревки ослабли, и с нее наконец-то сняли этот йотунов плащ! Эльга торопливо втянула воздух, закашлялась, схватилась за голову… руки и ноги были как чужие и едва слушались.

Где-то рядом блестел огонь, но он резал глаза, и она закрыла лицо руками. И все дышала, не в силах надышаться.

Потом сознала, что находится вроде бы в избе и здесь чуть теплее, чем снаружи, но почти так же темно. Стояла полная тишина. Вытерев нос и почти придя в себя, Эльга наконец огляделась.

Да, изба. Тесная, темная, скудно обставленная. Пустая и по виду нежилая. Рядом горела лучина. В дальнем углу темнела какая-то громада. На первый взгляд Эльга решила, что это печка, но потом вдруг осознала: это человек!

Или не человек… В полутьме избушки она разглядела, что кроме нее здесь находится некое существо, одетое в волчью шкуру, и с волчьей личиной, полностью закрывающей лицо.

Существо сидело неподвижно, а Эльга примерзла к месту. Казалось бы, совсем недавно она видела ряженых, далеко не в первый раз в жизни. Но чутье сразу подсказало ей: это совсем другое дело!

От ужаса у нее едва не остановилось сердце. Она всем сердцем ощущала, что находится где-то очень далеко от жилья и людей – в глухом лесу… на том свете. Когда-то она уже видела именно такое существо – получеловека-полузверя. Оборотня… В тот раз она спаслась, вырвалась из его лап, но такой ценой, о которой не хотела вспоминать и пятнадцать лет спустя.

В тот раз ее вызволил Мистина, но он одолел лишь одно воплощение этой темной силы. А их у нее – бесчисленное множество. И вот он вновь пришел за ней – князь-зверь, воплощение Велеса, властелина Закрадья…

Забылось все прежнее: путь полюдья, осада Свинческа, даже похищение. Во всем мире остались они двое: она и Князь-Волк, младший брат Князя-Медведя. Хотелось бежать без оглядки – неважно куда, лишь бы подальше. Но оборотень сидел между нею и дверью, а в оконце пролезет разве что белка. Хотелось обернуться белкой, да хоть мышью, юркнуть под лавку, затаиться под веником, лишь бы уйти от этого взгляда, который пронизывал Эльгу даже несмотря на то, что под личиной она не видела его глаз.

– Ш… ш… что ты хочешь? – дрожащим голосом едва сумела выдавить она. – З… з… зачем?

– Твой муж захватил мою жену, – раздался в ответ низкий голос, глухо звучащий из-под личины. – Потому ты здесь. Когда он вернет мне ее, я верну ему тебя.

– Жену? – в недоумении повторила Эльга.

Такого она не ждала – не была готова к мысли, что речь пойдет о какой-то другой женщине. Тот, прежний властелин Закрадья, известный ей как Князь-Медведь, хотел только ее саму…

– Дочь Сверкера – моя жена. Он отнял ее у меня. Теперь она у Ингоря. Я обменяю ее на тебя.

– Дочь Сверкера… – Эльга смутно вспомнила, что с той женщиной было связано очень многое. – Но ведь…

Вспомнился рассказ Лютояра. Сидя в гриднице в окружении верной дружины, даже приятно было слушать ужасы про Закрадье и встречи с его владыкой, у которого один глаз черен, как бездна, а другой багров, как пекельное пылание… Не сказать чтобы она особенно верила: мало ли баек ей пришлось выслушать за свою жизнь? Но теперь, когда не было рядом дружины, когда она находилась где-то на самом дне тьмы, наедине с ее владыкой… Дух занимался от холодной жути и ощущения безысходности.