Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ревзин удивленно поднял брови:
— Опять о том же?
Куржиямский ничего ему не ответил, пригладил ладонью чистый бланк протокола и неторопливо заполнил формальные графы. Ревзин терпеливо смотрел, как он это делает.
— Несколько вопросов, Семен Михайлович, — как обычно не торопясь, начал Куржиямский, смотря в глаза Ревзина. — Выяснение неясностей. Я очень не люблю, когда следственное дело уходит в прокуратуру с белыми пятнами.
— Я к вашим услугам. — Лицо Ревзина серьезное, чуть напряженное.
— Почему вы для домишка на участке купили такое огромное количество строительных материалов?
Ревзин рассмеялся:
— Во-первых, неужели вы еще не поняли, что я в этих делах полный недоумок, а во-вторых, и это главное, — попутала цена, баснословно низкая цена.
Куржиямский молчал, глядя на Ревзина вроде бы равнодушно и без всякого интереса.
— Кто такой Ростовцев?
— Ростовцев? Понятия не имею, — мгновенно ответил Ревзин.
«Ну вот ты и сделал ошибку», — сказал про себя Куржиямский и, заглянув в бумажку, уточнил:
— Александр Платонович Ростовцев, он…
— Ах, этот! — воскликнул Ревзин. — Извините великодушно, я же вам о нем говорил, да, да, есть такой в том объединении, куда, как вам известно, я устраивался.
— В каких вы были с ним отношениях?
— Он для меня работодатель. Вот и все.
«Ошибка не исправлена, а усугублена».
— А откуда он вас так хорошо знает?
— Разве что по анкете, — полувопросительно произнес Ревзин и посмотрел на следователя настороженно: — Но почему вы решили, что он хорошо меня знает?
— Он же, чтобы взять вас к себе, шел даже на нарушение закона, а на такое дело ради незнакомого человека с улицы не идут.
— Ну, Всеволод Кузьмич, я все-таки не с улицы, — обиделся Ревзин. — Я переходил туда с хорошей работы, у меня были отличные характеристики, наконец, личная его беседа со мной, я мог ему понравиться.
«Какой закон хотел нарушить Ростовцев, не спрашиваешь, ибо отлично знаешь какой. Наверное, вместе с Ростовцевым изобрели тот ход с досрочной отправкой на пенсию».
— В общем, я могу записать так: знакомство мое с Ростовцевым ограничено одной беседой с ним в связи с поступлением на работу. Правильно?
Куржиямский взял ручку и стал неторопливо записывать.
— Подождите, Всеволод Кузьмич… Была у нас с ним еще одна встреча… случайная. Уточняю — знакомство наше вот тогда и состоялось. Было это так: мы с приятелем пошли на концерт американского ансамбля народной музыки в концертный зал гостиницы «Россия». Я тогда уже подготавливал свой переход в объединение. В антракте мой приятель в курилке здоровается с какими-то двумя мужчинами и знакомит с ними меня. И вдруг я слышу — Ростовцев. И тогда я говорю: сам бог привел меня на этот концерт, дело в том, что я хочу перейти на работу в ваше ведомство… Мой приятель стал меня нахваливать. Весь разговор шел на полусерьезной ноте, и, когда мы уже возвращались в зал, тот мужчина, который был с Ростовцевым, спросил у меня: а бог не подсказывает вам после концерта пойти поужинать? Я ему ответил: не то что подсказывает, а просто требует. Словом, после концерта мы ужинали там же, в «России». Вот и все.
— Будьте любезны, назовите фамилию вашего приятеля, с которым вы были на концерте.
— Это еще зачем? — рассердился Ревзин.
— Хочу проверить, так ли все это было… — Куржиямский помолчал. — Ну, не Ростовцева же мне для этого вызывать.
Ревзин закатил глаза вверх, мотнул головой:
— Боже мой, боже мой! — И вдруг сказал решительно, смотря в глаза Куржиямскому: — Эти факты не имеют к моему делу никакого отношения! Что вы там ищете? Там ничего нету, ничего! Вы уже успели узнать меня, Всеволод Кузьмич, видели, что я не крутил и то, что было, не отрицал. Я взял на себя минимум три года тюрьмы, и я, если хотите знать, к этому наказанию уже как бы привык. Я принял его как урок на всю жизнь. Но не вешайте на меня пустые жестянки, я же немножечко юрист. Действуйте прямо, скажите — какое у вас новое обвинение или подозрение, и я, как всегда, отвечу вам честно: или да, или нет. Я так поступал все следствие, вспомните…
— Пожалуйста, назовите фамилию вашего приятеля, с которым вы были тогда на концерте американцев.
Ревзин помолчал с окаменевшим лицом и решительно произнес:
— Не назову.
— Почему?
— Что же это получается? Сам влез в грязную историю и тяну за собой честных людей?
— Ростовцев, надо полагать, знает вашего приятеля, как тот знает его? — вяло поинтересовался Куржиямский и заметил, как в глазах Ревзина метнулась тревога.
— Откуда он может знать? Откуда? — повысил голос Ревзин, а Куржиямский уже знал, что на допросах он обычно повышал голос, когда чувствовал опасность. — Я же рассказал вам — мой приятель, видимо, хорошо знал приятеля Ростовцева, и, собственно, через него и возникло мое знакомство с Ростовцевым.
— Так и запишем, — вздохнул Куржиямский, будто не услышав последней фразы Ревзина, — фамилию приятеля, с помощью которого я познакомился с Ростовцевым, назвать отказываюсь. Так? У меня все. Подпишите, пожалуйста, протокол.
Ревзин внимательно прочитал запись и расписался. Куржиямский вызвал конвой. Ревзин встал, заложил руки за спину:
— Первый раз ухожу от вас с тяжким чувством непонимания вас, Всеволод Кузьмич.
— Что поделаешь, — пожал плечами Куржиямский.
У Куржиямского выработалась привычка, допрашивая жулье, всегда стараться прощупать все их поначалу невидимые связи, и уже не раз это помогало ему выйти на новых преступников. Вот и сейчас он все больше убеждался, что за Ревзиным стоит тот самый, пока неведомый ему, Ростовцев.
Это свое соображение в конце рабочего дня он доложил майору Любовцеву.
— Мне сдается полезным сделать предварительную проверку по