Именно поэтому пограничников привлекли только как передаточное звено, ибо только у них были более или менее защищенные линии связи непосредственно у границы. И только они могли немедленно передать информацию с границы на заставу, та в комендатуру или же прямо в погранотряд. Погранотряд в штаб погранокруга, там информация могла быть передана уже в местные наркоматы внутренних дел и госбезопасности, поскольку те находились в Минске, а оттуда уже в Москву, в НКВД и НКГБ СССР. С 22 ч. 25 мин. по 23.00 18 июня Кобулов находился в кабинете у Сталина, где в это время уже (с 20 ч. 25 мин.) находились Тимошенко и Жуков, которые вышли от Сталина только в 00.30 уже 19 июня. В 23.10 18 июня в кабинет Сталина вошел и Жигарев, который вышел вместе с Тимошенко и Жуковым{487}. Проще говоря, Кобулов докладывал Сталину результаты воздушной разведки в присутствии Тимошенко и Жукова.

Одновременно по приказу Сталина Молотов обратился к германскому правительству с предложением срочно принять его с визитом, факт чего четко зафиксирован в записи от 20 июня 1941 г. в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф. Гальдера: «Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером»{488}.

Справка. К слову сказать, очень похоже на то, что это был ответный пас Сталина. Дело в том, что в информации ценнейшего агента ГРУ ХВЦ от 10 июня 1941 г. проскочило упоминание о том, что-де Гитлер предложил Сталину приехать в Германию{489}. И что ответ по данному предложению должен был быть дан до 12 июня 1941 г. Трудно сказать, насколько это правда. Подобная информация нигде более не проходила. И в то же время сомневаться в достоверности сведений ХВЦ оснований тоже нет. За многие годы плодотворного сотрудничества с советской военной разведкой он неоднократно доказывал свою честность и объективность. Так что, если подобное предложение и в самом деле имело место быть, то тогда предложением о срочном визите Молотова в Берлин Сталин ловко отбил пас. Даже если исходить из того, что этакое предложение Гитлера было блефом с его стороны, то опять-таки Сталин очень ловко отбил пас, фактически устраивая фюреру очень жесткую проверку насчет его подлинных планов. Не говоря уже о том, что еще вечером 13 июня 1941 г. прозвучало также и знаменитое Сообщение ТАСС, которое в таком случае есть резон рассматривать также и как ответ на предложение Гитлера приехать в Германию — в том смысле, что по сути-то это было приглашением к переговорам.

На это предложение Молотова (Сталина) последовал немедленный отказ немецкой стороны. Впоследствии было установлено, что в дневнике статс-секретаря МИД Германии Вайцзеккера за 18 июня 1941 г. появилась следующая запись: «Главная политическая забота, которая имеет место здесь (то есть в Берлине. — A.M.) — не дать Сталину возможности с помощью какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты»{490}.

Справка. Есть также и данные из дневника Геббельса о том, что-де 20 июня Молотов вновь просился на визит в Германию, но получил отказ. Запись сделана Геббельсом 21 июня{491}.

Несмотря на то, что в советских архивах, по крайней мере тех, что доступны современным исследователям, никаких данных о подобных предложениях Молотова принять его в Германии со срочным визитом нет, в принципе не приходится особенно сомневаться в том, что факт согласованного со Сталиным предложения Молотова о принятии его в Германии со срочным визитом имел место быть. Причем, Молотов, судя по всему, обращался дважды. Второй раз 20 июня. И это тоже была очередная дополнительная не столько проверка, сколько перепроверка, потому что к этому дню шквал информации о 22 июня как о дате нападения уже был в апогее. И следовало одновременно и окончательно убедиться, что война уже абсолютно неминуема неизбежна, и в то же время еще раз попытаться спутать Гитлеру все карты. Увы, последнее не удалось.

После такой глобальной проверки 18 июня у Сталина не осталось никаких сомнений в том, что война грянет через четыре дня. И когда 18 июня Тимошенко и Жуков доложили ему еще и полученную от Пуркаева информацию от перебежчика, которая в очередной раз — наряду с другими поступавшими сведениями — свидетельствовала о том, что нападение произойдет ранним утром 22 июня, Сталин сделал свой решающий вывод:

18 ИЮНЯ 1941 Г. КОМАНДУЮЩИМ ПРИБАЛТИЙСКИМ, ЛЕНИНГРАДСКИМ, ЗАПАДНЫМ, КИЕВСКИМ И ОДЕССКИМ ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, БАЛТИЙСКИМ, ЧЕРНОМОРСКИМ И СЕВЕРНЫМИ ФЛОТАМИ БЫЛА НАПРАВЛЕНА САНКЦИОНИРОВАННАЯ СТАЛИНЫМ ДИРЕКТИВА НАЧАЛЬНИКА ГШ РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ ЖУКОВА. ЭТОЙ ДИРЕКТИВОЙ ОНИ СТАВИЛИСЬ В ИЗВЕСТНОСТЬ О ВОЗМОЖНОСТИ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ. ЭТА ЖЕ ДИРЕКТИВА ПРЕДПИСЫВАЛА ПРИВЕСТИ ВВЕРЕННЫЕ ИМ ВОЙСКА В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ!!! В ДОКУМЕНТЕ ФИГУРИРОВАЛА ДАТА 22 ИЮНЯ! ТО ЕСТЬ ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО НАПАДЕНИЯ БЫЛО САНКЦИОНИРОВАНО ПРИВЕДЕНИЕ ВОЙСК В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ!!!

Справка. 18 июня 1941 г. Тимошенко и Жуков находились у Сталина на приеме с 20 ч. 25мин. 18.6. по 0.30мин. 19.6. Причем во время их пребывания в кабинете Сталина, туда же в 22 ч. 25 мин. вошел и Б.З. Кобулов, пробывший там до 23.00, а вслед за ним в 23.10 вошел и командующий ВВС Жигарев, который вышел вместе с Тимошенко и Жуковым в 00.30 уже 19.6.{492}

Данные об этой директивной телеграмме отсутствуют в архивах Р.Ф. По крайней мере, на сегодняшний день положение именно таково. В архиве Генштаба ее тоже нет. То ли она была уничтожена во времена хрущевской «оттепели», то ли ее спрятали так, что теперь уже никто не знает, где она. Единственное четкое упоминание о ней содержится на 70-м листе 4-го тома следственного дела по обвинению командования ЗапОВО, где зафиксировано показание начальника связи ЗапОВО генерала А.Т. Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность…»{493}

Тем не менее нелишне будет указать, что в ряде случаев эта директива была доведена в том числе и до сведения командиров отдельных частей, но не ниже командиров дивизий, что подтверждается архивными документами и воспоминаниями некоторых генералов. Судя по материалам расследования причин трагедии 22 июня 1941 г., которое Сталин инициировал еще в начале войны, в том числе и силами Особых отделов НКВД СССР и которое велось также и после войны, в этой телеграмме были указаны также ориентировочные сроки нападения. Прежде всего, сама дата 22 июня 1941 г., что явствует из опубликованных ныне документов военной контрразведки о первых дня агрессии. Аналогичные упоминания есть и в ответах опрошенных после войны генералов, которые перед войной командовали войсками в западных округах. Об этом же свидетельствуют и отдельные документы командования Прибалтийского округа, а также донесения командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, которые датированы 19 июня. Кроме того, упоминание об этом факте содержится и на 137-й стр. шестого тома изданной в 1965 г. «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945».