завесу Уокер смог рассмотреть грозный силуэт «Маккрея», собравшейся атаковать машину.

— Бля, у нас «Маккреи» в квадрате четыре! — панически закричал танкист за секунду до того, как тварь с силой ударила по машине, оставив на броне огромную вмятину. Испуганный вопль донесся по рации, а затем связь оборвалась — через перископ Уокер увидел, как атакованный «Маккреем» танк взлетел на воздух.

— Вот, срань! — выругался командир. — Мы потеряли Гризли 2–3. Копперхед 2−2, быстрей туда! Быстрее!

Уокер знал, что подбираться близко к «Маккреям» чревато крупными неприятностями, и только что уничтоженный танк был отличным тому подтверждением. Но с такого расстояния ему было бы трудно попасть по твари — придется подъехать поближе. Вот только Уокер забыл, что иногда «Маккреи» охотятся группами…

Червеобразная гадина неожиданно выскочила на поверхность прямо перед танком. К счастью, Уокер успел среагировать и дать задний ход, иначе эта массивная туша всем своим обрушилась бы на боевую машину. «Маккрей» испустила полный досады рев, поняв, что добыча ускользнула. Уокер не дал монстру второй попытки и несколькими выстрелами превратил «Маккрея» в кучу окровавленного мяса. И тут его танк содрогнулся, когда что-то с грохотом ударило по броне. Через перископ Уокер увидел искореженный легковой автомобиль, который первый «Маккрей», уже подобравшаяся поближе, только что швырнула в танк.

— Черт! Что-то я сдаю…

А «Маккрей» уже держала в пасти новый автомобиль, собираясь запустить им в танк. Но на этот раз Уокер атаковал первым и убил монстра до того, как тот успел сделать бросок.

Еще минуту Уокер простоял на месте, готовясь в любой момент дать отпор тварям, но, похоже, больше никто не собирался на него нападать.

— Отлично, 2−2, с остальным мы справимся, — довольным голосом сообщил командир.

— Копперхед 2−2, говорит сержант Антонеску. Явитесь на аванпост для эвакуации.

«Вовремя, блин! И, кажется, я уже где-то слышал этот голос…»

О дивный новый мир. Часть III

Во мраке новой реальности (продолжение первой главы).

'Ну, снова приветик

Начиная новый дневник в этом году, вспоминаю одного знакомого, завкафедрой журналистики в университете, моего наставника, профессора.

Чудесный человек. Интересно, где он сейчас?

Это он приучил меня вести дневник. Он сказал, лучше писать без сокращений, ручкой на бумаге, в небольшой записной книжке. И вот начал вести дневник на предпоследнем курсе, в две тысячи двенадцатом, и продолжил его в тринадцатом, окончив университет и получив степень бакалавра. С тех самых пор, в начале каждого года начинаю новый дневник. Поэтому у меня на полке стоят тринадцать разных блокнотов, страницы их нанизаны на пружинную спираль, на каждом проставлен год — две тысячи двенадцатый, две тысячи тринадцатый, две тысячи четырнадцатый и так далее. Что-то в этом году задержался. Сам не знаю почему. Обычно делаю первую запись прямо на Новый год. Будем считать, меня одолела патологическая лень.

Ну и ладно, вот вам первая запись, хотя уже прошло полмесяца. Зато новости хорошие: завтра бросаю работу! Экономика в заднице, безработица — тридцать с чем-то там процентов, сбережений у меня нет, чем займусь — понятия не имею. Но работу бросаю.

А знаете что? Мне эта мысль чертовски нравится. Скажу говнюку-шефу, куда он может пойти. Старая мечта. Никаких больше интервью у идиотов, которые знамениты тем, что они знамениты, никакой больше погони за «жареными фактами», никакой грязной, желтой журналистики!

Чем бы заняться?

Понятия не имею! Ну не прекрасно ли?

Всегда можно взяться за журналистское расследование. Вот о какой работе мечтал, когда учился. Или написать, что ли, такой, знаете, толстый и весь из себя важный американский роман, который будет пылиться на полках. Как знать, может, буду просто сидеть на диване, уставившись в телик, и заливать в себя «Джек Дэниэлс».

А что? Хороший план. Для начала покатит. Однако сперва нужно провернуть одно дельце для «Известной работенки». Я уже получил задание отправиться на «Арену» и осветить «концерт». Ха, тоже мне, выступление… Ну что тут скажешь? Обещания надо выполнять.

Ладно, бывайте'.

Проверил уровень топлива на своем антикварном, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, шестисот пятидесяти кубовом БСА «Спитфайре» и решил: до «Арены» и обратно хватит. С тех пор как цены на бензин взлетели до небес, езда на личном транспорте стала роскошью, которую могли себе позволить лишь немногие. На редкие еще работающие заправки топливо подвозили раз в месяц, а раскупали за день. Каждый штат установил свою норму потребления, позволяющую семьям закупать бензин не чаще одного раза в два месяца. Люди выстраивались в очереди длиной в целую улицу ради трех-четырех галлонов топлива, позволяющих добираться на работу, если, конечно, у них вообще была эта работа. Общественный транспорт дышал на ладан. Муниципальные автобусные компании получали топливо по государственному распределению, но билеты у них стоили — мама не горюй, десять баксов в один конец. Еще в студенческие годы, даже не по наитию, а чисто случайно, купил и починил мотоцикл, оказавшийся впоследствии чуть ли не самым удачным приобретением в его жизни. На пятьдесят шесть миль «Спитфайр» жрал галлон бензина, бака хватало на месяц. Правда, если ездить только на работу.

Работа. Тоже мне, работа!

Считал себя журналистом с военным прошлым, однако занимался вовсе не тем делом, о котором мечтал в студенческие годы. В двадцать один год амбициозный и наивный выпускник в самом ближайшем будущем видел себя, как минимум, лауреатом Пулитцеровской премии за журналистское расследование. Но грянул экономический кризис, газеты и журналы практически вымерли, а население страны резко отупело. Народу не нужны были плохие новости и зловещие тайны из других уголков мира; народ хотел рыться в грязном белье знаменитостей и читать смехотворную чушь о поп-культуре.

Как следует из дневника, поручили отправиться в «Арену» и написать репортаж с выступления только что взошедшей евангелической звезды. Малыш объявил себя целителем, и народ, падкий до всяких шарлатанов, поверил. Да, вот такие дела творятся. Про дебиловатого кретина читать интересно, про решения президента — нет. Еще на заре своей юности заметил: когда дело становится совсем худо, народ бросается в религию, надеясь найти в ней ответы на все вопросы. Раз правительство не может уберечь людей от голода, жажды, безработицы и, конечно, от топливного кризиса, вдруг малыш справится?

Вышел из дома и покатил в вонючий центр мегаполиса. Энергетический кризис имел одно приятное последствие: дороги