тут вражья орда распалась надвое, а брешь вмиг заполнили три тысячи хайборийских всадников, и откуда они только взялись! Это свирепые хауранцы! Закованные в железо исполины на могучих конях! Обрушились на нас подобно молнии, раскололи, как стальной клин раскалывает гнилое полено! И, прежде чем мы успели оправиться от потрясения, с обоих флангов ударили разбойники пустыни. Смяли наши ряды, рассеяли армию! Конан, будь проклят этот демон во плоти, обманул нас, как младенцев! Выставил поддельные осадные машины — наши разведчики издали не разглядели пальмовые каркасы и крашеный шелк. Ему надо было выманить нас, и он своего добился! Теперь наши воины бегут! Пал Хумбанигаш, его зарубил сам Конан. Среди охваченных паникой толп кровожадными львами рыщут хауранцы, а зуагиры безнаказанно пронзают наших воинов стрелами. Я… А-а-а!..

В кристалле будто молния полыхнула, а может, то сверкнула боевая сталь. Плеснула яркая кровь, и шар опустел, только перекошенное злобой лицо Саломэ отражалось в нем теперь.

Несколько мгновений она простояла в полной неподвижности, вытянувшись в струнку и глядя в пустоту. Наконец хлопнула в ладоши, и в комнату вошел бритоголовый священник, такой же молчаливо-послушный, как и первый.

— Плохи наши дела, — объяснила она не мешкая. — Констанций разбит; еще час — и Конан снесет крепостные ворота. И у меня нет сомнений: если попадусь к нему в лапы, пощады не будет. Но сначала я позабочусь о том, чтобы моя проклятая сестренка не взошла обратно на трон. Иди за мной! Сделаем, что в наших силах: устроим Цогу добрый пир!

Шагая по лестницам и дворцовым галереям, Саломэ слышала растущий гул с далеких стен. Там зеваки сообразили, чем оборачивается для города поражение Констанция. В тучах пыли уже удавалось различить наступающие массы конницы.

От дворца отходила длинная крытая галерея с высокими мрачными сводами. Самозваная королева и жрец преодолели ее чуть ли не бегом, отворили тяжелую дверь и очутились в тюремном сумраке. Широкий коридор привел их к лестнице, спускавшейся во мрак. Саломэ резко остановилась и выругалась. На ступеньках неподвижно сидел шемит, задрав кверху короткую бороду. Женщина съежилась, разглядев полуразрубленную шею тюремщика.

Тут снизу долетели голоса запыхавшихся от бега людей, и она прянула назад в сумрак коридора, одной рукой отталкивая с пути жреца, другой хватаясь за подвешенный к поясу мешочек.

6. Хищные крылья

От сна, в котором Тарамис, королева Хаурана, пыталась найти забвение, ее пробудил чадный свет факела. Приподнявшись на ложе, она расчесала пальцами спутанные волосы и проморгалась. Неужто опять пришла Саломэ, неужто опять будут насмешки и изощренные пытки? Но тут она услышала радостный голос:

— Тарамис! О моя королева!

И столь неожиданным был этот зов, что она усомнилась в своем пробуждении.

За факелом угадывались силуэты, поблескивал металл. Над королевой склонились пятеро, но не смуглые от природы крючконосые лица были у них, а узкие, с ястребиными чертами и солнечным загаром.

Один резко опустился на колено перед одетой в лохмотья девушкой:

— О Тарамис! Мы нашли тебя, хвала Иштар! Я Валерий, неужели не помнишь? Разве не с твоих уст слетела хвала верному слуге, когда он одержал победу при Корвеке?

— Валерий… — пролепетала она.

И тут же из глаз брызнули слезы.

— Валерий! О нет, я сплю! Это новые козни Саломэ, это колдовство, это пытка!

— Нет! — ударил по каменным стенам полный страсти возглас. — Это к тебе на выручку пришли верные вассалы. И мы должны поспешить. Констанций выступил против Конана, который перевел через реку зуагиров, но три сотни шемитов остались оборонять город. Мы убили тюремщика и забрали ключи, и, хотя других стражей здесь вроде бы нет, медлить опасно. Идем!

Но королеву не держали ноги, и не слабость была тому причиной, а глубокое потрясение. Валерий поднял ее как младенца и заспешил вслед за факелоносцем к скользкой каменной лестнице. Она казалась бесконечной, но все же настал тот миг, когда беглянка и ее спасители очутились в широком сводчатом коридоре.

Не успели они сделать и двух шагов, как шедший впереди хауранец выронил факел и закричал в смертной муке. Мглу коридора разорвал голубой сполох, осветив на миг искаженное лютой злобой лицо Саломэ и скорчившуюся рядом с ней звероподобную тварь. А уже в следующий миг воцарилась мгла — вспышка ослепила недругов ведьмы.

Валерий с королевой на руках двинулся наугад. Словно в бреду, он слышал, как лютые когти и зубы раздирают человеческую плоть; слышал хрип умирающих товарищей и голодное ворчание монстра. Внезапно из его рук вырвали драгоценную ношу, и жестокий удар по шлему поверг его на пол.

Кое-как он поднялся на ноги, тряся головой, чтобы отделаться от синего пламени — оно все еще плясало в глазах. Когда наконец вернулось зрение, Валерий понял, что остался один в коридоре, покойники не в счет. Четверо лежали в собственной крови, черепа расколоты, вспороты животы. Ослепленные и оглушенные адским огнем, его спутники не оказали никакого сопротивления убийце. Королева исчезла.

Проклиная коварство ведьмы и собственную неосторожность, Валерий подобрал меч, стащил с головы шлем и бросил его на каменный пол. По лицу текла кровь из раны на темени.

Не успел он задаться вопросом, что предпринять, как услышал отчаянный зов:

— Валерий! Валерий!

Шатаясь и спотыкаясь от слабости, он побрел на голос. Едва повернул за угол, как в его объятиях очутилось тугое и жаркое тело.

— Игва! Ты с ума сошла?

— Я не могла не прийти! — всхлипнула девушка. — Прокралась вслед за тобой и спряталась под аркой во внешнем дворе. Только что я видела, как Саломэ вышла из дворца в сопровождении чудовища, которое несло женщину. Как тут было не догадаться, что ты не сумел вызволить Тарамис. О, ты ранен!

— Царапина… — Он высвободился из ее хватких рук. — Скорей говори, куда они направились.

— Через площадь, к храму.

Он побледнел.

— О Иштар! Это исчадие ада вздумало принести Тарамис в жертву своим обожаемым демонам! Игва, нельзя медлить. На южной стене много людей, они следят за битвой. Скорей беги к ним, скажи, что отыскалась настоящая королева, но самозванка тащит ее в храм. Беги же!

Заливаясь слезами, девушка унеслась прочь — лишь легкие сандалики простучали по каменной мостовой. Валерий же со всех ног полетел через двор, затем по улице и наконец — через широкую площадь, к огромному, некогда величественному зданию, высившемуся против дворца.

Измеряя мрамор отчаянными прыжками, он взвился по широким ступеням, промчался между колоннами портика… Судя по всему, обреченная пленница отчаянно сопротивлялась. Понимая, что за судьба ей уготована, Тарамис дралась изо всех сил, насколько