с высоким разрезом, то и дело открывавшая соблазнительную смуглую ножку, — неохотно оторвался от созерцания веселой красавицы и хмуро уставился сверху вниз на докучливого собеседника.

— Какая еще опасность? — спросил он недовольно.

Прежде чем отвечать, человек из пустыни опасливо оглянулся через плечо, затем проговорил, понизив голос:

— Откуда нам знать?.. Только заезжие путешественники действительно останавливались в доме Арама Бакша на ночлег — и кое-кого из них после этого никто больше не видел! Люди просто исчезали, и что с ними случалось — неведомо никому. Сам он клянется, будто они как ни в чем не бывало уезжали дальше с рассветом… Правда и то, что из его дома ни разу не пропадали жители города. А вот чужестранцы… Кстати, кое-кто утверждает, будто видел потом на базарах товары и вещи, несомненно им принадлежавшие. Если Арам не убивал своих постояльцев и не сбывал их имущество, то, спрашивается, каким образом оно могло угодить на прилавки?

— Ну, у меня особого имущества нет, не говоря уже о товарах, — проворчал киммериец, касаясь ладонью обтянутой шагреневой кожей рукояти меча, висевшего у него при бедре. — Я даже коня продал…

— Но со двора Арама Бакша исчезают не только зажиточные купцы! — торопливо уточнил зуагир. — Нет, у него останавливались и небогатые странники из пустыни, ведь Арам берет за ночлег заметно дешевле, чем другие кабатчики… И эти бедные люди тоже без вести пропадали! Однажды зуагирский вождь потерял таким образом своего сына. Он пожаловался сатрапу Джунгир Хану. Правитель города велел солдатам обыскать дом…

Конан продолжил с добродушной подначкой:

— И те нашли там подвал, набитый скелетами…

— Нет! В том-то и дело, что они совсем ничего не нашли! И несчастный вождь был с позором изгнан из города! Но… — Тут кочевник вплотную придвинулся к Конану, его трясло. — Знай же, что было обнаружено нечто другое… За окраиной города, там, где кончаются дома, есть пальмовая рощица… Так вот, там нашли яму, а в ней — кости! Человеческие кости, почерневшие от огня! И видно было, что костер горел там много-много раз…

— Ну и что из этого следует? — буркнул Конан.

— А то, что Арам Бакш — демон!.. Этот город выстроили стигийцы, управляют им гирканцы, здесь белые, желтые и черные люди собираются вместе, безбожно плодя ублюдков всяческих цветов и мастей… Быть может, в этом смешении не обошлось и без демонов? Почем знать, кто из этих прохожих действительно человек, а кто — нечистый дух, похитивший человеческое обличье?.. Точно тебе говорю, Конан: Арам Бакш — демон, прикинувшийся человеком! Ночами он обретает свой истинный вид и уносит спящих в пустыню, где подобные ему собираются на дьявольскую пирушку!..

— Почему же, — спросил Конан недоверчиво, — он утаскивает только чужестранцев?

— Потому что, вздумай он покушаться на местных, горожане недолго стали бы его терпеть. А заезжие — да кому тут есть до них дело?.. Послушай меня, Конан, ты ведь родился на Западе, откуда тебе знать все тайны этой древней земли!.. Вот что я тебе скажу: с начала времен демоны пустыни поклонялись Йогу, Властелину Пустых Жилищ, и приносили ему человеческие жертвы, сжигая их на огне… Итак, я тебя предупредил! Много лун прожил ты в шатрах зуагиров, ты наш побратим… Не ходи к Араму Бакшу, не ходи к нему в дом!

— Прячься, быстро, — неожиданно перебил Конан. — Сюда стража идет! Попадешься им на глаза — как бы не вспомнили о лошади, пропавшей недавно из сатрапских конюшен…

Зуагир ахнул и мигом юркнул в неприметную щель между торговым ларьком и каменным водопоем для лошадей. Но, прежде чем исчезнуть, шепнул еще раз:

— Я тебя предупредил, брат. В доме Арама Бакша водятся демоны! Демоны!..

И скрылся в узком загаженном переулке.

Конан же поправил пояс с мечом и весьма спокойно обменялся взглядами с городскими стражниками, шагавшими мимо. Надобно сказать, те смотрели на него с любопытством и не без подозрительности, ибо Конан имел свойство выделяться в любой толпе, даже в том смешении языцев, что царило на улицах Замбулы. Синие глаза, черты лица, выдававшие далеко не местное происхождение… Не говоря уже о длинном прямом мече у бедра…

Как бы то ни было, стражники предпочли не задирать киммерийца. Они вразвалочку удалились по улице, и народ перед ними предусмотрительно расступался. Эти воины были из племени Пелиштима, приземистые, крючконосые, с иссиня-черными бородами, мотавшимися по кольчужным нагрудникам, — наемники, исполнявшие черную работу для туранцев-правителей… и от души ненавидимые всеми расами и племенами, обитавшими в Замбуле.

Конан оглянулся на солнце, как раз начинавшее соскальзывать за плоские крыши домов в западной стороне горизонта. И, подтянув пояс, зашагал в направлении таверны Арама Бакша.

У него была походка горца, размашистая и неутомимая. Он быстро двигался пестрым хитросплетением улиц, где драные рубища канючащих попрошаек, бывало, задевали подбитые горностаем полы халатов важных купцов и расшитые жемчугами атласные платья богатых куртизанок. Черные гиганты рабы сутулились под тяжелой поклажей, азартно толкались синебородые пришельцы из городов Шема, проходили оборванные кочевники из близлежащих пустынь, встречались торговцы и искатели приключений из всех пределов Востока…

Что до местного населения — природные замбулийцы являли собой картину не менее разнообразную. История города началась много веков назад, когда сюда явилась стигийская армия, чтобы посреди пустыни положить начало империи. Замбула тогда была захудалым торговым поселением, окруженным вереницей зеленых оазисов, а населяли ее потомки кочевников. Стигийцы построили укрепления и остались жить, сопровождаемые невольниками из Шема и Куша. Вскоре через пустыню потянулись караваны, которые привезли с востока и запада бесчисленные богатства и… множество чужеплеменников. Далее с востока нагрянули туранские завоеватели. Они отодвинули границу Стигии прочь — и вот уже целое поколение город считался самой западной заставой Турана, и правил им туранский сатрап.

В ушах у киммерийца так и звенел разноязыкий говор. Он все пробирался запруженными улицами сквозь толпы, время от времени рассекаемые лишь отрядами всадников-туранцев — рослых и гибких, с темными ястребиными лицами. Звякали доспехи, мотались в ножнах изогнутые мечи… Народ спешил уступить им дорогу, ведь это ехали хозяева города. Лишь долговязые, угрюмые стигийцы нехорошо поглядывали на конных из тени под навесами: верно, вспоминали свою прежнюю славу. Остальным замбулийцам, в чьих жилах текла смесь всевозможных кровей, было в общем-то глубоко безразлично, где сидел повелевавший ими король — в мрачной Кеми или в блистательном Аграпуре. Они жили под рукой Джунгир Хана, а тот, как гласила молва, пребывал под каблуком своей возлюбленной по имени Нефертари, и горожанам этого было довольно. А впрочем, повседневная жизнь замбулийцев шла своим чередом вот уже много