Полученный Гарденом компромат базировался на материалах, относящихся к 80-м годам XIX века. Даже в досье дотошной берлинской полиции после 1888 года на Эйленбурга не нашлось ничего серьезного. Он либо стал более осторожным, либо изменил своим привычкам. Воспоминания Бюлова не заслуживают особого доверия, но даже он отмечает, что из 145 вызванных свидетелей показания против Эйленбурга дали только двое. Речь шла, по всей видимости, о Якобе Эрнсте и Георге Риделе. Последний показал, что впервые встретил Эйленбурга, в то время прусского консула в Мюнхене, в 1882 году, когда ему было 19 лет. В лодке, которой управлял Эрнст, Эйленбург угощал его вином и склонял к развратным действиям. Потом он потребовал, чтобы оба простолюдина занялись «этим» друг с другом в его присутствии. Личность Риделя позволяла усомниться в правдивости его признаний, но рассказ второго свидетеля — Эрнста — убедил даже скептиков. Простой рыбак-лодочник из Штарнберга трижды приезжал в Либенберг и получил от прусского дипломата в общей сложности не менее 12 тысяч марок. Они часто оставались наедине — о близости их отношений свидетельствовал и тот факт, что Эйленбург, узнав, что отец Эрнста умирает от рака, поспешил в Штарнберг — утешить «любимого». Подозревали, что в связи с Эйленбургом состоял его личный секретарь Карл Кистлер, служивший у него с 1887 года. Он был хорошим рисовальщиком и музыкантом. Кистлер был спутником своего патрона в его лодочных экскурсиях — иногда один, иногда вместе с Эрнстом.

События, связанные с процессом Мольтке — Гардена, послужили для Вильгельма предлогом для того, чтобы уклониться от намеченного визита в Англию. В конечном счете он уступил настояниям своего окружения, визит состоялся и продолжался целый месяц — с 11 ноября по 12 декабря. Официальных мероприятий было немного: Вильгельм в основном отдыхал. Официально сообщили, что здоровье кайзера «полностью подорвано», но у него побаливало лишь колено. 13-го числа лорд-мэр Лондона устроил в его честь прием в Гильдхолле; выступая, Вильгельм заверил присутствующих в том, что сохранение мира — это «та цель, к которой он неуклонно стремился и стремится», а «самое яркое проявление и краеугольный камень мира во всем мире — это поддержание хороших отношений между нашими двумя странами». Несколькими месяцами ранее он отметил, что Британия уже успела стать союзником всех стран Европы, только в отношении Германии она не желает брать на себя никаких обязательств.

Вильгельм, находясь во власти беспочвенных иллюзий, продолжал убеждать англичан: «Самое простое решение — это достижение взаимопонимания и заключение союза с нами… Наши отношения с Австрией показывают, какие мы хорошие союзники». Десять дней кайзер провел в Виндзоре в качестве личного гостя «дяди Берти», и, по словам Вильгельма, все там складывалось вполне «гармонично». Условились, что в январе 1908 года состоится давно намеченный и все время откладывавшийся государственный визит короля Эдуарда в Берлин. Однако в начале 1908 года английский монарх с извинениями объявил, что прибыть не сможет. Возможно, здесь сказалось влияние королевы Александры — датская принцесса не желала прощать Гогенцоллернам войны 1864 года. Можно себе представить, с каким раздражением кайзер воспринял известие об отмене визита.

В Виндзоре Вильгельм имел беседу со спикером палаты общин Джеймсом Лоутером, кузеном «желтого графа» Хью Лонсдейла. Вспомнили детские годы, совместные игры и забавы в Шарлоттенбурге. Оценивая речь Вильгельма в Гильдхолле, Лоутер отметил, что она содержала заверения в мирных намерениях, и для него нет сомнений: «В тот момент это говорилось вполне искренне».

Остаток английского турне Вильгельм провел в Хайклиффе, близ Борнмута, — замке, построенном на скалах в 30-х годах XIX века в стиле французской готики. При строительстве были использованы фрагменты старой французской кладки и еще более древних строений особняка в стиле Адама. Особого уюта там не было, и Вильгельм большую часть времени проводил в гостях у старых знакомых, живших неподалеку: у семейства Пемброков в Уилтоне и Мальмсбери (сын и наследник которых был его крестником), у лорда Стурта (его отец был депутатом парламента от Дорсета), который познакомил его с любовницей короля Алисой Кеппел (она Вильгельму понравилась), у лорда Монтегю… Именно там он дал интервью полковнику, позднее бригадному генералу Эдварду Монтегю-Стюарт-Уортли, содержание которого, дополненное материалами бесед во время состоявшихся в конце лета маневров на территории Эльзаса, легло в основу той самой скандальной публикации в «Дейли телеграф», о которой будет подробно рассказано ниже.

Между тем в Германии «дело гомосексуалистов» приняло неожиданный оборот. По требованию прусских властей суд вернулся к пересмотру иска Мольтке к Гардену. В качестве свидетеля вновь был вызван Эйленбург. В первый, но отнюдь не в последний раз он выступил с категорическим отрицанием факта нарушения с его стороны статьи 175-й Уголовного кодекса, каравшей за педерастию. «Я никогда не имел никакого отношения к этой мерзости», — заявил он. Возможно, в данном случае он воспользовался несовершенством буквы закона — дело в том, что в случаях, когда речь шла не об изнасиловании, обвинение на основании статьи 175-й доказать было очень трудно, если вообще возможно. Кроме того, согласно смыслу статьи, преступлением считался только анальный секс, которым занимаются далеко не все гомосексуальные пары. Обнаружились, наконец, явные противоречия и слабые места в показаниях супруги Мольтке на прошлом процессе. 5 января был оглашен приговор: репутация Мольтке была признана «чистой и незапятнанной», а Гарден получил четыре месяца каторжных работ.

Осужденный подал апелляцию, а попутно провел блестящую комбинацию, которую можно было назвать игрой в поддавки. В мюнхенской «Нейе фрейе фольксцейтунг» появилась статья, где утверждалось, что он получил миллион марок за то, чтобы прекратить кампанию против Эйленбурга. Написана она была приятелем Гардена, Антоном Штеделе, с единственной целью — дать тому возможность возбудить иск о клевете, причем не в прусском, а в баварском суде — в расчете на то, что тамошние судьи удовлетворят требование истца о вызове Риделя и Эрнста в качестве свидетелей. Все прошло так, как и было задумано. Иск Гардена к Штеделе был удовлетворен, но самое главное, показания обоих свидетелей содержали такой обвинительный материал против Эйленбурга, что власти не могли далее оставаться в стороне.

Бюлов распорядился немедленно арестовать Эйленбурга за лжесвидетельство и произвести обыск в его имении. Там было найдено несколько книг компрометирующего содержания. Правда, арестованный утверждал, что эти книги принадлежат не ему, а другому лицу, в доказательство чего сослался на имеющиеся в них автографы. Быстро выяснили, что автографы были подделаны самим Эйленбургом, который таким образом неуклюже пытался замести следы. Его положение стало совсем безнадежным. По мнению баронессы фон Шпитцемберг, Эйленбург получил по заслугам, причем не столько за свои противоестественные наклонности, сколько за то, что он оказывал якобы дурное влияние на политическую жизнь рейха. В этом ее оценка совпадала с оценкой Гардена. Она возлагала на Эйленбурга ответственность и за увольнение канцлера Каприви. Здесь она, по-видимому, повторяла то, что говорил Гольштейн. Ее брат, Варнбюлер, не вдаваясь в политические тонкости, придерживался того мнения, что Эйленбург виновен в том, в чем его обвиняют.