— А затем что? — говорит Ивонна. — Что он сделает после этого?

Мальвина залпом выпивает чай из чашки.

— Потом он отравит небеса тьмой. И начнется бесконечная ночь.

— Бесконечная ночь? — переспрашивает Тати. — Это еще что такое?

Мальвина смеется.

— Откуда ты такая взялась, а? Выглядишь как я, но я тебя не помню, и божественным от тебя ничуточки не пахнет — по крайней мере пока, — да и вообще, ты явно не отличишь божественное от дырки в земле…

— Она самая меньшая из твоих проблем, — сурово говорит Шара.

Мальвина смотрит на нее.

— Она еще не проснулась, верно?

— Мальвина.

— Но ты знаешь, что для этого потребуется.

— Мальвина!

Девушка ухмыляется.

— Бесконечная ночь означает, что он полностью расширится, — говорит она. — Ноков — я хочу сказать, хватит осторожничать с его именем, понятно ведь, что он победил, — после падения мира, во время бесконечной ночи, будет контролировать попросту все. Вся реальность станет игрушкой в его руках.

— Как мы его остановим? — спрашивает Ивонна.

— Никак, — отвечает Мальвина. — Он поглотил слишком многих детей и Олвос в придачу. Он теперь необорим — целиком или почти, это уже не имеет значения.

— Необорим? — в ужасе повторяет Тати. — На самом деле?

— Не… не обязательно, — говорит Шара. — То, что он устроил, это действо… Он подставляется. Он преисполнен решимости воплотить в жизнь эту свою грандиозную идею. Его внимания ни на что другое не хватит. Он как хирург во время операции.

— Мы можем напасть на него, — говорит один из детей. — Все вместе. Замедлить или даже остановить.

— Замедлить или остановить самое могущественное божественное существо в истории? — спрашивает Мальвина. Она снова смеется. — Ну да, конечно.

— У нас есть оружие Сигруда, верно? — спрашивает Тати.

Ивонна кивает.

— Есть. Три пистолета, два винташа и дробовик.

— И я вижу отсюда подножие лестницы, — говорит Шара. Она указывает на ворота — точнее, на то место, где раньше в стене были ворота. — Это должен быть путь наверх.

— Да вы послушайте себя со стороны! — восклицает Мальвина. — Собираетесь идти против Божества — с чем, с гребаными пистолетами? Будете гнаться за ним по лестнице? Да это безумие!

Они пытаются придумать что-нибудь, и комната погружается в тишину.

— Сигруд бы попробовал, — негромко замечает Тати.

Долгое молчание.

— Сигруд, — говорит Мальвина, — всего лишь человек.

— Его это никогда не останавливало, — возражает Тати.

— Он всего лишь человек, и он потерпел неудачу! — парирует Мальвина. — Он должен был переманить Олвос на нашу сторону! А теперь она мертва. У нас ничего, ничего не осталось!

— У него тоже ничего не осталось, — мягко говорит Тати. — Он все потерял. И всех. Но все равно отправился через весь мир, чтобы мне помочь. Я это знаю. Он мне рассказал.

— И что? — огрызается Мальвина. — Мы должны теперь устроить атаку на самого Нокова, вооружившись всего лишь чистейшей самонадеянной глупостью?

— Альтернатива, Мальвина, — говорит Шара, — это ничего не делать. И я знаю, моя дорогая, что твое сердце разбито. Я знаю, что ты чувствуешь боль и утрату. Но мы с тобой были соратниками в этой битве уже давно. Таваан сразилась и умерла, чтобы наша война продлилась еще немного. Неужели ты сейчас все бросишь?

Мальвина умолкает. Гримаса сходит с ее лица. Она склоняет голову.

— Я… я никогда не думала, что все так получится, Шара. Я правда не думала.

— Знаю, — говорит Шара. — Но вышло так. Мальвина переводит дух, потом хватает еще одну чашку с чаем и выпивает залпом, как первую.

— Ладно. Давайте распределим снаряжение и подготовимся к смерти. — Она улыбается, широко и безумно. — Может, по ходу дела мы ему хоть губу расквасим.

* * *

Сигруд притормаживает на подъезде к совершенно черной стене, окружающей Мирград. У него нет сомнений, что это как-то связано с Ноковым: подкладка пальто Кхадсе была того же оттенка черного, как и странная реальность, куда дрейлинг провалился после того, как едва не сломал Нокову руку. Необычайно густая чернота, цвет, который никогда не встречался со светом.

Сигруд выходит из машины, не заглушив двигатель. Окидывает стену взглядом сверху донизу. Она кажется плотной, но…

Он наклоняется, подбирает камень и швыряет в стену. Тот резко ударяется о нее и отскакивает, но не оставляет следа.

Поразмыслив, Сигруд прикладывает обнаженную левую ладонь к черной стене. Та прохладная и жесткая, как будто из обсидиана, но, несмотря на все слова Олвос, его прикосновение ничего не меняет. Впрочем, она ведь говорила, что живущее в его ладони создание существует большей частью для того, чтобы устраивать ему грандиозные неприятности, а потом делать так, чтобы он выжил.

Тут Сигруд замирает и кое-что вспоминает.

«Это инструмент. Он не навредит врагу, но может разрушить его творения и махинации».

Сигруд сосредотачивается, тянет руку перед собой, концентрируется…

Внезапно рукоять Пламени оказывается в его ладони. И хотя клинок теперь выглядит всего лишь как тусклый блик, дрейлинг не может не заметить, что его оружие как будто излучает сияние, от которого стена становится на вид очень… тонкой.

Сигруд направляет меч на стену. На ней появляется впадина — как будто тьма отступает перед светом.

— Хм, — говорит дрейлинг.

Он идет к стене. Она раздается, словно меч проецирует вокруг него безупречную световую сферу — это очень похоже на то, что Мальвина делала на скотобойне.

— Хм, — повторяет он.

Снова смотрит на пузырь света вокруг себя. Тот в диаметре футов десять или пятнадцать. Иными словами, достаточно большой для маленького драндулета — а кто знает, куда ему понадобится попасть, когда он окажется внутри?

Сигруд возвращается в машину и высовывает левую руку из окна, направив меч вперед, словно возглавляет кавалерийскую атаку. Он понемногу жмет педаль газа, и автомобильчик, пыхтя, едет на стену, которая отодвигается, словно занавеска, пропуская его внутрь.

Сигруд улыбается, довольный тем, что хоть что-то у него сегодня получилось, и прибавляет скорости.

* * *

Ивонна и остальные рысью продвигаются по улицам Мирграда; она и Тати держат Шару с двух сторон. Ивонна радуется, что она так много ходила и сохраняла форму, пока вела жизнь пастушки, потому что иначе вес Шары, а также дробовика и винташа на плече ее бы точно прикончил.

Город, что не удивительно, в полном хаосе. «Как это похоже на ту самую битву», — думает Ивонна, пока они бегут через останки уличного рынка: палатки и ларьки опрокинуты, брусчатка покрыта раздавленными картофелинами и осколками фарфора. Подымающиеся стены целиком скрывают рассвет, и город озаряет странное серое свечение. Воздух кажется таким густым и плотным, что ей почти нечем дышать. Кто-то включил несколько уличных фонарей, но им не особо удается дать отпор вездесущей тьме.