— Надо подумать, — ответила я. Это была взятка, и очень заманчивая взятка. От Джейми требовалось разорвать все отношения с Карлом Стюартом и свободно, без риска быть повешенным, вернуться в Шотландию, в Лаллиброх. Отъезд человека, поддерживающего Стюартов, при минимальных затратах с их стороны, был бы очень желателен для англичан.

Я внимательно смотрела на герцога, пытаясь понять, какую выгоду он преследует. Формально являясь послом Георга II, выборщиком Ганновера и короля Англии — ведь пока Джеймс Стюарт остается в Риме, герцог вполне мог иметь двойную цель своего пребывания в Париже. Начать с Людовиком осторожный обмен любезностями и изменить сложившийся баланс сил, одновременно сужая размах новой волны якобитского движения? Несколько групп, поддерживающих Карла, со временем куда-то исчезли под предлогом неотложных дел за границей. Их или подкупили, или вспугнули, думала я.

Невозмутимое лицо герцога не выдавало его мыслей. Он сдвинул парик и бессознательно почесал лысину под ним.

— Подумайте об этом, моя милая, — настаивал он, — а когда подумаете, поговорите со своим мужем.

— Почему вы сами с ним не поговорите?

Он пожал плечами и взял еще одну сосиску, уже третью.

— Я считаю, что мужчины чаще прислушиваются к словам, сказанным в домашней обстановке человеком, которому доверяют. В противном случае они воспринимают совет как давление извне. — Он улыбнулся. — К самолюбивым людям нужен деликатный подход. А кто может быть деликатнее женщины?

Я не успела ответить. Из главной конюшни раздался крик, и все головы повернулись туда. По узкой аллее между главной конюшней и длинным открытым сараем, в котором была кузница, неслась лошадь. Это был молодой першерон, не старше двух-трех лет, судя по его неровной окраске. Даже молодые першероны крупны, а этот был просто огромный. Он бегал взад-вперед легкой рысью, размахивая хвостом. Определенно этот жеребец еще не был приучен к седлу. Он резко метался из стороны в сторону, пытаясь сбросить маленькую фигурку, обеими руками вцепившуюся ему в гриву.

— Черт побери, это Фергюс! — Дамы, встревоженные криками, повскакивали на ноги и с интересом наблюдали за происходящим.

Я даже не заметила, что мужчины присоединились к нам, пока одна из женщин не сказала:

— Однако это довольно опасно. Мальчик может ушибиться!

— Если не ушибется сам, свалившись с лошади, я отшлепаю его, едва этот паршивец попадет мне в руки, — послышался сердитый голос. Я повернулась и увидела Джейми, наблюдающего поверх моей головы за быстро приближающейся лошадью.

— Ты хочешь снять его? — спросила я.

Он покачал головой:

— Нет, пусть лошадь сама об этом позаботится.

Лошадь же, казалось, была больше удивлена, чем испугана странным грузом на спине. Серая пятнистая холка напрягалась и вздрагивала, словно сгоняя мух. Жеребец удивленно поворачивал голову, как будто хотел посмотреть, что происходит.

Фергюс, растопырив ноги, намертво вцепился в гриву першерона и только благодаря этому держался на его широкой спине. Таким образом, у него был шанс соскользнуть с лошади или отлететь в сторону, не попав ей под копыта, если бы жертвы «навозной войны» не привели в исполнение свой план мести.

Два или три грума следовали за лошадью, блокируя ей дорогу. Одному из них удалось забежать вперед и открыть ворота пустого загона. Эти ворота находились недалеко от того места, где стояли мы. Грумы намеревались загнать лошадь в загон, где она сбросит с себя Фергюса или нет, как ей заблагорассудится, но по крайней мере успокоится и сама избежит травм.

Вдруг из слухового окошка, расположенного высоко над землей, высунулась голова. Все смотрели на лошадь, и никто, кроме меня, этого не заметил. Мальчишка выглянул из окна, исчез и почти тотчас же вновь появился, держа большую охапку сена. Улучив момент, когда лошадь с Фергюсом проносилась под окном, он бросил сено вниз.

Эффект был такой, будто бросили бомбу. Жеребец истерически заржал, взрыл копытами землю и понесся, как победитель дерби, прямо на группку кузнецов. Те с криком бросились врассыпную.

Джейми рванулся вперед, оттолкнув меня с дороги так, что я отлетела в сторону и оказалась на земле. Он поднял меня, ругаясь по-гэльски, и, даже не извинившись, понесся вдогонку за Фергюсом.

Лошадь металась и вертелась как безумная, вставала на дыбы, приводя в ужас грумов и конюхов, которые быстро утратили свою профессиональную сдержанность при мысли, что одна из королевских лошадей может пораниться у всех на глазах.

Каким-то чудом, то ли благодаря упрямству, то ли из чувства страха, Фергюс все-таки продолжал держаться на лошади, — соскальзывая то вправо, то влево, подпрыгивая и обдирая кожу тощих ног. Конюхи что-то кричали ему, но он не слышал их, крепко зажмурив глаза и вцепившись в лошадиную гриву так, словно от этого зависела его жизнь. Один из конюхов схватил вилы и стал угрожающе размахивать ими, чем до смерти испугал мадам Монтрезор, решившую, очевидно, что он собирается заколоть ребенка.

Пронзительный крик мадам Монтрезор никак не подействовал на жеребца. Он продолжал пугливо пританцовывать, пятясь от приближавшихся к нему людей.

В какой-то момент конюх попытался снять Фергюса с лошади, и тут возникла реальная опасность, что ребенок упадет с лошади и будет неминуемо растоптан ею. Я не могла себе представить, как спасти мальчика от верной гибели. Но тут лошадь сделала неожиданный рывок в сторону купы невысоких деревьев и кустарника возле самого паддока[17], то ли желая спрятаться от надвигавшихся на нее людей, то ли сбросить чудовище, громоздившееся у нее на спине.

Когда лошадь проносилась мимо кустов, я заметила мелькнувшего там человека в красном шотландском костюме, а вслед за тем нечто красное обрушилось с дерева вниз. Это был Джейми. Забравшись на дерево, он всей своей массой обрушился на жеребца, и тот рухнул на землю. Мелькнули голые ноги, и зрителям стало ясно, что этот необычный человек ничего не носит под своей шотландской юбкой. Группа придворных бросилась к упавшему лорду Брох Туараху, а конюхи погнались за быстро удаляющейся лошадью.

Джейми неподвижно лежал на спине под буковым деревом. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза и рот — широко открыты, а руки крепко обнимали прильнувшего к нему Фергюса. Когда я подбежала к ним, Джейми подмигнул мне и через силу улыбнулся. Он с трудом переводил дыхание, но я успокоилась — ему нужно было лишь отдышаться.

Осознав наконец, что он больше никуда не мчится, Фергюс осторожно поднял голову, а затем уселся прямо на живот своего спасителя и воскликнул:

— Как замечательно, милорд! Не повторить ли нам все это снова?

Спасая ребенка в Аржентане, Джейми растянул мышцы бедра и сильно хромал, когда мы вернулись в Париж. Он послал Фергюса, который ничуть не пострадал ни от своей шальной выходки, ни от скандала, последовавшего за этим, на кухню поискать себе чего-нибудь на ужин, а сам рухнул на стул возле камина, потирая опухшую ногу.