— Жаль, что мы не сможем доставить груз в Париж, — заметил Джейми, когда мы разрабатывали план действий, — но Сент-Жермен должен узнать правду. Думаю, будет лучше, если мы продадим товар через брокера в Испании. Я знаю такого человека в Бильбао. Доход будет, конечно, поменьше, чем можно было бы получить во Франции, да и налоги большие, но…

— Но я смогу вернуть долг Дюверни, — сказала я. — И раз уж речь зашла о долгах, какие действия может предпринять синьор Манзетти в отношении Карла Стюарта, который занял у него кругленькую сумму?

Джейми весело хохотнул:

— Думаю, только забыть о них. Да еще подмочить репутацию Стюарта в глазах всех банкиров континента.

— Даже немного жаль старого Манзетти, — сказала я.

— Ничего не поделаешь. Нельзя сделать омлет, не разбив при этом яиц, как говорит моя старенькая бабушка.

— У тебя нет никакой старенькой бабушки, — парировала я.

— Нет, — согласился он. — Но если бы была, то именно так и сказала бы.

Джейми помолчал немного, затем продолжал:

— Конечно, это не совсем честно по отношению к Стюартам. Действительно, если бы лорды-якобиты узнали, что я делаю, они назвали бы это предательством, и были бы правы. — Он потер рукой лоб, как всегда делал в минуты тревоги или волнения, покачал головой, и я увидела, как глубокая озабоченность сменила радостное выражение на его лице.

— Тут ничего не поделаешь, Саксоночка. Сейчас приходится делать выбор между честолюбивыми устремлениями Карла Стюарта и жизнью множества шотландцев. Я не испытываю ни малейшей симпатии к королю Георгу после того, как он назначил цену за мою голову, но не вижу другого выхода. — Джейми нахмурился. — Если бы Карл смог осуществить задуманное… О, тогда совсем другое дело. Это был бы благородный риск. Но твоя история подтверждает, что он не добьется успеха. Да я и сам уверен в этом, потому что хорошо знаю принца. А Шотландия… Там мой народ, и если жизнь моего народа зависит от золота банкира, то лучше принести в жертву золото, чем собственную честь. — Он весело пожал плечами. — Давай представим себе, что золото его высочества было похищено грабителями из банка или пиратами на море. Вот и все.

Он помолчал с минуту, разглядывая лежащие на столе крепко сжатыми в кулаки свои сильные руки, потом повернулся ко мне и сказал, улыбаясь:

— Когда я был ребенком, мне очень хотелось стать пиратом, жаль, что сейчас мне нельзя носить саблю.

Я лежала на кровати, сложив руки на животе, и размышляла. После той тревожной ночи кровотечение почти полностью прекратилось, и я чувствовала себя хорошо, хотя любое кровотечение на данной стадии беременности могло служить серьезной причиной для тревоги. Я раздумывала над тем, что будет, если случится беда во время отсутствия Джейми. Однако в любом случае он должен быть в Испании. На том корабле с вином. И, если его замысел осуществится, он благополучно вернется домой еще до рождения ребенка.

Поэтому все личные соображения должны быть отодвинуты на задний план. Не в состоянии скрыть волнение, Карл признался Джейми, что вскоре ему понадобятся два корабля, а может быть, и больше. Он просил у Джейми совета, как перестроить корабль, чтобы можно было установить на нем пушки. Последние письма Джеймса Стюарта из Рима изобиловали вопросами. Он чувствовал что-то неладное и подозревал, что это так или иначе связано с политикой. По всей видимости, он был недостаточно информирован о действиях своего сына. Проштудировав зашифрованное письмо, Джейми пришел к выводу, что скорее всего король Испании, Филипп, пока не сделал Карлу никаких официальных предложений. Не упоминалось в них и о Папе Римском, но было ясно, что у Джеймса Стюарта свои шпионы.

Через некоторое время я интуитивно почувствовала какую-то перемену в настроении Джейми. Глянув в его сторону, я увидела, что книга, лежащая у него на коленях, раскрыта, но он перестал переворачивать страницы и даже смотреть в нее. Его глаза были устремлены на меня, а точнее, на то место, где кончалась моя ночная рубашка, на несколько дюймов ниже, чем могла диктовать простая скромность, которую едва ли необходимо соблюдать в присутствии мужа. Взгляд его был напряженным, потемневшим от желания, и я поняла, что следовать соображениям стыдливости в постели с мужем не всегда целесообразно, если нет для этого каких-то особых причин. Хотя, конечно, могут существовать и другие мнения на этот счет.

Заметив, что я наблюдаю за ним, Джейми покраснел и с видимым интересом снова углубился в чтение. Я повернулась на бок и положила руку ему на бедро.

— Интересная книга? — спросила я, ласкаясь.

— Мм… О да. — Он еще больше покраснел, но не отрывал глаз от страницы. Смеясь про себя, я просунула руку под простыню. Книга выпала у него из рук. — Саксоночка, ты знаешь, тебе нельзя.

— А тебе можно. Значит, можно и мне.

Он решительно отвел мою руку в сторону:

— Нет, Саксоночка, это нечестно.

— Нечестно? — удивилась я. — Это еще почему?

Он сильно смутился, избегая моего взгляда.

— Ну, потому, что я получу от тебя удовольствие, а сам буду не в силах доставить его тебе. Нет, так я не могу.

Я прыснула от смеха и положила голову ему на бедро:

— Джейми, как ты мил!

— Не мил, но и не настолько эгоистичен… Клэр, прекрати!

— Ты собираешься ждать несколько месяцев? — спросила я.

— Я могу, — ответил он с той твердостью, какая только возможна в подобных обстоятельствах. — Я ждал двадцать два года, и я могу…

— Нет, не можешь, — сказала я, стянув простыню и любуясь тем, что ясно проступало сквозь его ночную рубашку. Я дотронулась до него рукой, и тут же он живо отозвался на мое прикосновение. — Не знаю, кем еще тебе суждено быть в будущем, но монахом ты не был никогда. — Уверенной рукой я задрала его ночную рубашку.

— Но… — начал было он.

— Двое против одного, — сказала я, ложась навзничь. — Ты проиграл.

Джейми много работал в последующие несколько дней, принимая необходимые меры для успешного осуществления коммерческих дел в его отсутствие. Все же он находил время подняться ко мне, чтобы хоть немного посидеть со мной после обеда. Так было и в этот день. Мы приятно коротали время за беседой, когда нам доложили о приходе гостя. Гости не были для нас редкостью. Почти каждый день ко мне наведывалась Луиза — поболтать о моей беременности или поплакаться из-за своей разбитой любви, хотя мне лично казалось, что сейчас она обожает Карла больше, чем когда он был ее любовником. Она обещала мне принести сладких засахаренных фруктов по-турецки, и я ждала, что сейчас приоткроется дверь и я увижу именно ее круглое личико. Но, к моему удивлению, гостем оказался месье Форе. Магнус сам провел его ко мне в комнату, приняв от него шляпу и плащ с почти суеверным почтением.

Джейми был не менее меня удивлен такому визитеру, но вежливо поднялся навстречу палачу и предложил угощение.