Я сказал ему, между другими темами разговора, что пишу статью о проблемах войны и мира, экологии и свободы убеждений. Он спросил, что же я буду с ней делать, когда закончу. Я ответил:

— Пущу в самиздат.

Он ужасно заволновался и сказал:

— Ради Бога, не делайте этого.

Я ответил:

— Боюсь, что уже поздно что-либо тут менять.

Спустя две недели они ехали вместе на Объект в персональном вагоне Харитона, когда тот начал явно трудный для него разговор». Он сказал, что его вызвал к себе Андропов (возглавивший КГБ в 1967 году) и сообщил, что рукопись Сахарова нелегально распространяется и что, если она попадет за границу, стране будет нанесен большой ущерб. Сахаров тут же предложил Харитону самому прочитать эту статью. Наутро они встретились и Сахаров поинтересовался:

— Ну как?

— Ужасно.

— Форма ужасная?

Харитон усмехнулся:

— О форме я и не говорю. Ужасно содержание.

Я сказал:

— Содержание соответствует моим убеждениям, и я полностью принимаю на себя ответственность за распространение этой работы.

10 июля на Объекте из вечерней передачи западного радио, Сахаров узнал, что его статья опубликована в голландской газете. Диктор сообщил об основных положениях статьи и о том, что автор участвовал в разработке советской водородной бомбы. Его призыв к демократизации, свободе убеждений и к конвергенции как альтернативе всеобщей гибели стал достоянием гласности.

Назавтра он улетел в Москву и никогда больше уже не был в своем кабинете. Через несколько недель Харитон передал ему распоряжение министра оставаться в Москве.

В истории советского ядерного проекта это был второй случай, когда от работы отстранялся человек столь высокого научного ранга. В декабре 1945 года был отстранен — по его собственной просьбе — академик Капица:

Капица выдвигал тогда на первый план не идейные соображения, а несогласие по организационным проблемам и нежелание подчиняться людям, которых он считал ниже себя в научном отношении. Поэтому он отвечал не за антипатриотизм или саботаж, а за недисциплинированность или, как говорили в аппарате Берии, за хулиганство. Я думаю, однако, что тут была не только уловка, а действительное сочетание разнородных причин, в какой комбинации — трудно сказать.

Нет сомнений, что в «аппарате Берии» образца 1968 года действия Сахарова точно так же считали хулиганством.

Сахаров не просил освободить его от оружейных обязанностей, и это лишь одно из глубоких различий между ним и Капицей.

А похожи академики-хулиганы чувством собственного достоинства, неспособностью подчиняться силе, которой не доверяли.

Мир и война в 1968 году

До сих пор речь шла о событиях, которые заставили Сахарова круто повернуть свою жизнь. Но удалось ли ему уже тогда — в 1968 году — как-то повлиять на ход мировых событий?

Документированный ответ на этот вопрос прячется пока где-то в архивах Политбюро, но весьма красноречива уже хронология событий, связанных с предметом секретного письма Сахарова в ЦК 1967 года и с главной опасностью миру, на которую он указал в «Размышлениях».

Решение о создании системы ПРО для зашиты Москвы принято в 1960 году, для чего создано Специальное конструкторское бюро. Проект утвержден в 1962-м. Весной 1967-го в Советской Армии введен новый род войск — противоракетной и противокосмической обороны (ПРО и ПКО). Противоракетчики обещали партии и правительству сдать систему к 50-летию Октябрьской революции — к 7 ноября 1967-го, но не успели (и сделали это лишь десятилетием позже). Чтобы им помочь, в мае 1968-го вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР об усилении работ по ПРО.

И вот на этом боевом противоракетном фоне в начале 1967 года руководители США предлагают мораторий ПРО. В июне во время встречи в верхах в Глассборо, США, они пытаются убедить Косыгина в необходимости моратория, но тщетно.

27 мая 1968 года глава КГБ Андропов отправляет добытый его людьми экземпляр «Размышлений» в ЦК, и по указанию Брежнева члены Политбюро знакомятся с текстом.[423]

А первый признак того, что советское правительство пересмотрело свою позицию, появился в июле 1968-го, то есть после того, как Сахаров «стукнул по столу» (официальное заявление о согласии начать переговоры Советский Союз сделал 20 января 1969-го). Переговоры начались в ноябре 1969 года и в мае 1972-го привели к подписанию договора SALT I (Strategic Arms Limitation Talks). Важнейшей частью этого договора стало ограничение ПРО.

В какой мере выступление Сахарова стало причиной пересмотра советской позиции по вопросу ПРО? Запросило ли Политбюро из архива прошлогоднее секретное письмо Сахарова и пригласило ли ОНО других высших экспертов — Харитона и Забабахина — объяснить, что, собственно, те могут иметь против обороны?!

На сахаровском письме 1967 года о ПРО есть пометка «тов. Брежнев Л.И. — ознакомился». Но понял ли тов. Брежнев Л.И. непростые доводы академика Сахарова? Или доверился мнению «помощников Генерального секретаря» — роль которых обозначилась официально только при нем, а те доверились своим неизвестным помощникам? Тов. Брежнев Л.И., как известно, был большим советским писателем, но не про него сложена песенка «Товарищ Сталин, вы большой ученый».

Иначе, после осознания советским «коллективным руководством», что мораторий ПРО — не уловка американского империализма, а жизненная необходимость, могла бы появиться у Сахарова четвертая геройская звезда, — за мужество и отвагу при выполнении своего служебного и гражданского долга. Или Ленинская премия «За укрепление мира между народами».

Если только своим беспрецедентным обращением к миру Сахаров побудил Политбюро пересмотреть принятое решение, то уже этим он заслужил Нобелевскую премию мира.

Когда в «Размышлениях» 1968 года он писал, что человечество оказалось «на краю пропасти», для него это было больше чем метафора. Он, как и его американский коллега Ганс Бете, видел пропасть, в которую человечество рухнет, если хотя бы одна сверхдержава поддастся иллюзии стратегической противоракетной обороны. Стратегический физик Сахаров в своем письме в ЦК 1967 года и его американские коллеги в статье 1968 года в Scientific American как раз и писали о неумолимой логике, которая превращает иллюзию стратегической безопасности в реальные шаги к этой пропасти.

Если же читатель не чувствует себя вправе судить о логике и иллюзиях на высшем государственном уровне, ему следует учесть две особенности научного профиля Ганса Бете: он, построивший теорию термоядерной энергии звезд (за что был награжден Нобелевской премией), известен своим редкостным трезвомыслием и редкостным чувством социальной ответственности. И следует помнить, что к одинаковому выводу, независимо друг от друга, пришли эксперты, жившие на разных чашах стратегических весов того времени.