всё одно собирают. Пращникам всё ещё кажется, что этот аттракцион невиданной щедрости временное явление. Что ящиков чугунных катышков больше не будет. И не поспоришь! А вдруг?

По команде Плетёного, первый ряд пехоты грохнул, одновременно, потому эпично, нижними срезами щитов о землю, ставя их, опускаясь на колено за щитами, выставляя копья. Второй ряд накрыл первый своими щитами. Коробки ощетинились копьями на всадников.

А с тыла, от лагеря, накатывало наводнение бегущих «смертников». Впереди, естественно, Утырок. Верхом, с мечом, но голый. Почти. Он совсем не стремается не только раздеться при подчинённых, но и взяться за любую работу. В том числе и за лопату с киркой землекопа. Работая, он потеет. А перегрева юноша не любит. Потому в работе он почти всегда голый. Лишь в коротких подштанниках, как в шортах.

И всё это происходит почти одновременно, почти синхронно – краткий и бессильный полёт кометы, столь же бесплодный залп «Усмешки Смерти», волна подкрепления из лагеря. И резкая команда, мощный волчий вой, прокатившийся по конной лаве.

Решив, что это боевой клич Летучих Волков, коробки пехоты «Усмешки Смерти» сжали «бубенцы», напрягшись и стиснув оружие, многие зажмурившись и задержав дыхание в ожидании сокрушающего многотонного удара разогнавшейся конницы в ряды нашей пехоты.

Но удара не последовало. Прямо перед ощетинившимся копьями строем щитов конница Запада дружно осаживала коней и разворачивалась, набирая разбег для спешного отступления.

Дружный выдох облегчения и недоумения пехоты придал Летучим Волкам дополнительное ускорение попутного ветра в спину.

– Что это было? – взревел Утырок, блестящий от пота, покрывающего его полностью, доскакав, наконец.

Качаю головой:

– Что же ты натворил, Утырок? – сокрушённо кричу я.

– Я? – изумился Чижик, крутясь на разгорячённом коне. – А чё я-то?

– Ну, зачем ты их так напугал? – качаю я головой. – Нехорошо!

– Я? – кричит юноша, окончательно сбитый с толка. – Я? Чем?

– Голой своей натурой! – захлёбываясь от сдерживаемого смеха, кричу я. – Ну, где мы теперь их будем всех искать? Они до самого Скверного леса теперь улепётывать будут, обгоняя собственный визг! От обнажённого блеска твоего великолепия!

Взрыв смеха испугал коней. Шутка удалась.

Одно плохо – пока проржались, пока стрелки вспомнили, что они стрелки, пока совладали с собой, выбежав из строя, праща не самострел, на метание пуль требует некоего «мёртвого» радиуса, пока конница совладала с конями, Волки были уже далече. Сначала для обстрела, а потом и для стремительной контратаки. Как оказалось, «летучими» их прозвали весьма метко – мы и оглянуться не успели, как конница противника растаяла в тучах пыли Пустошей, поднятых ими же.

А спешную погоню организовывать мы «постеснялись». Опасаясь засады. Я же сам этих юнцов, красноголовых, и учил особенностям «скифской войны». Заманить врага в хорошо подготовленную засаду видом собственной улепётывающей спины. Потому мы свою конницу сначала собрали в кулак, выстроили, неспешно и основательно инструктировали и мотивировали, толкая пламенные речи, а уж потом направили в неспешное преследование плотной конной колонной. Четвероногие воины «Усмешки Смерти» прогулялись по следам Летучих Волков и на закате развернули коней.

Вот такая «битва» у нас получилась. Весёлая и шумная. И без убитых.

Только без потерь всё одно не обошлось. Правда, я так и не понял, откуда взялись почти три десятка раненых? Недоумков! Следующим же караваном пойдут догонять «красное мясо». Нам такой сорт «рыбы второй свежести» без надобности. Дурак и трус за твоей спиной – хуже приставленного к пояснице кинжала.

С шумом и смехом народ расходился по рабочим местам, расставляя копья и щиты в пирамиды, обратно перевооружаясь киркой, заступом и лопатой.

Глава 3

Эта бескровная стычка Летучих Волков и «Усмешки Смерти» имела множество последствий. Как прямых, так и косвенных, разносящихся окружностями и эхом возвращающихся к нам.

К прямым последствиям относилось повышение морального духа вверенных в руки Утырка подразделений, повышение их веры в себя, в своих командиров. Иногда – до самоуверенности. Ну, это пройдёт. А вот авторитет «Усмешки Смерти» взлетел просто до небес. Не только отразить налёт, как оказалось, легендарного и устрашающего отряда Летучей Огненной Волчицы, чем мало кто мог похвастать, но и сделать это не только без потерь, а даже без боя! Что большинству людей просто выносило мозг! Ну, не понимают люди – как так-то?!!

Если честно, то и мы, отцы-командиры «Усмешки Смерти» не особо поняли – как так-то? И почему Волки развернули коней?

Кстати, красиво они это сделали, мастерски избежав массовой свалки и нагромождения задних на передних. Но это так, попутная заметка. И повод потыкать мою конницу носом в конские плюшки.

Главное – почему всё же они отвернули? Привыкшие побеждать нахрапом, их не испугала бы беспорядочная толпа спешащих от лагеря полуголых людей. Наоборот, для всадника такая разреженная толпа – забава! Руби направо и налево на полном скаку, пока рука не устанет, сбивай людей конём, топчи копытами! Разбить Зелёный Батальон им тоже было по силам. Или хотя бы блокировать его, обойти, перемахнуть. Таким опытным налётчикам наш жидкий заборчик в шахматном порядке выстроенных коробок не преграда. Проскочили бы между коробок, обтекли бы по флангам. Конный всяко манёвреннее пешего.

Обстрела они тоже не боялись. Могло их испугать исчезновение Шара Огня? Одного? Так у них было три мага! Три, Карл, три! Боевых магов! Урождённых Благородных! Что с колыбели тискают меч в руках и культивируют браваду и презрение к страху!

Засада? Единственное объяснение. Но неспешный поршень нашей конницы не обнаружил не только засады, но даже следа организации и снятия засады.

Осталось только развести руками. Ну, не узнали же они меня, в конце концов? Как, гля? Я, Мрачный Весельчак, и то убогое недоразумение, каким я был до Чаши Погибели Богов – совершенно разные… Хотя оба – не люди. Нет, не верю. Что-то другое.

Вот и разводим руками и пожимаем плечами. Единственное более-менее годное объяснение, что отрядом руководила Волчица. Тем дав нам списать эту непонятку на пресловутую «женскую логику» и специфический женский синдром.

Вторым прямым последствием оказалось оживление окрестностей Пальца. Сами себя посадившие в режим осады жители обрели веру в нас, в нашу выдуманную ими самими неимоверную крутизну и, наконец, настежь отворили ворота города, сняв осаду с самих себя. Город вернулся к своим трудам и заботам. Спешили туда-сюда люди, повозки, верховые. Все уважительно кланялись нашим патрулям.

Особенно возрос поток движения по дороге от города в болота. Оказалось, город большей частью с этих болот, называющихся, конечно же, Гиблыми болотами, и жил. Там они добывали крицу железа, охотились на разных