каждый отдельный боец, как цыганка – разукрашивает себя. Всякие заломы формы, особенности укладки плаща, его ношения, плюмажи на шлемах, да те же номера!

Каюсь, сам виноват. Ещё в то время, когда мы возвратились с трофеями из Ущелья Скорби, случился прискорбный инцидент – передрались мои подопечные из-за трофеев. Попутали что-то. Шлемы или щитки, не помню уже. Тогда я и ввёл римские цифры-палочки для обозначений. Потому как их на сталь наносить проще всего зубилом и молотком – насекай! Да хоть ножом царапай! Одна палочка, соответственно – я. Чижик, с тех пор и поныне, галочка V.

Тогда всех рассчитали и каждому присвоили номер. И набили его на все железки, чтобы больше не путали. Они потом и на одежде свои номера вышивали. И на щитах. Сначала царапали с внутренней стороны. А потом краской – на внешней. А череп поверх номера.

Только вот когда у тебя восемь десятков человек – одно. А когда дивизия – совсем другой эффект масштаба!

Н, и я не пальцем деланный! Давно уже сделаны комплекты клейм с цифрами, привычными мне. У каждого сотника есть такой комплект клейм. Вот и получается такие номера на затылках шлемов – XVIII76. И народ, не зная и не разбираясь в латино-арабском счёте, искренне считает это индивидуальной «руной» счастья, удачи, защиты и, возможно, мужской силы (кому чего больше желаемо). Заговорённой мною – лично! Потому с клейма эти номера перекочёвывают на вышивку плащей, курток, на чехлы щитов, на древко и наконечник копья, топора, на флажок вымпела на наконечнике копья.

И у каждого батальона – свой цвет. Опять я виноват. Не задумываясь, обозвал во время очередной «забавы» один батальон – «красными», другой – «синими». Ну, обозвали и обозвал – условно же! Да и забыл. На следующий день – по-новому «раскрашиваю». «Красных» в этот раз назвал «синими», а они орать, что они – Красные! А другой батальон назвал «красными», эти ещё пуще орать, что именно они – Красные, а банда Овчарника – уже Синие! И губы кривят, будто «синие» звучит хуже, чем «красные». А «этим» дай другой цвет! Ох, и орал я тогда!

Потом смотрю – плюмажи, фон щитов, вышивка и вымпелы на копьях – меняется. Как тут не орать? Вроде и мужики уже вполне себе половозрелые, вон ускрёбся с их рожами небритыми бороться, а как дети!

Поняли, к чему я? Дневной ускоренный марш в полной выкладке и ежедневная стройбатовская физкультура их уже настолько не напрягает, что они не только языками чешут и тешат амбиции, но и рукоблу… тьфу! Рукоделием занимаются. Впрягать и пахать! И – пороть! Может, им ещё по рюкзакам на спины приторочить, чтобы они бросили этой хренью заниматься? Да загрузить рюкзаки, как у совкового самовольного и дикого туриста!

Да, что цвета! Мои зримо стали отличаться от «мяса» сотней мелких незначительных деталей. Какой походкой ходят, каким шагом неделями отматывая километры, ногами раскручивая шарик Мира, как ставят ноги, как сидит обувь. И как отдыхают на коротких, в несколько минут, остановках. Как носят, держат и крепят снаряжение, что именно и где именно носят и крепят, как держат копьё, как им орудуют, как ворочают щитом, как несут его на переходах, как посажен шлем на голову на марше и в «забаве», чем и как повязана голова, как повязаны портянки, как и что поддето под броню, как и чем замотаны руки (перчатки и рукавицы – офицерская привилегия). Как, когда и что готовят в пищу. Как ставят лагерь и палатки. Всё же уже доведено до неосознанного автоматизма. Руки в хозяйственных делах шурудят, глаза на руки не смотрят, язык мелет о совершенно отстранённом чём-то. Головы, очевидно, тоже заняты чем-то откровенно дурацким! Попугайным, подростковым, выпендрёжным.

С грустью подумал, что батальоны так могут обернуться полками. Пора бы кое-кого из «мясных» в строй ставить. А «Усмешка Смерти» – дивизией станет. Механизированной. Как «Мёртвая голова». Осталось к черепку сдвоенную молнию добавить.

Аж самого передёрнуло от отвращения. Плююсь. И нах-нах – кашляю.

Но всё оказалось немного сложнее, чем я думал.

Нас догнал Сам со своей свитой. Унижал меня прямо при моих подчинённых. Что ещё обиднее.

Ну, это ладно! Куда ж теперь от него, Самого, деваться? Сам виноват. В том смысле, что я и виноват. Хотел найти самого тёмного из всех тёмных? Получи, распишись! Куда темнее пламенного профессионального революционера? Во второй уже итерации! Троцкистского недобитка! Скрытого меньшевика, эсэра и эсэсовца латентного! Что всех этих мифических (для меня) «вождей революции» лично знает! Лично помнит. Только спрашивать его я про это не буду. Многие знания – многие боли. И печали.

По переформированиям. «Усмешка Смерти» не разбухает, а худеет. Ровно на одну десятую часть. Забирает от меня каждое десятое подразделение. Две сотни пехоты, полусотню конных, пять десятков застрельщиков, часть обозной команды. Вместе с одним батальонным управлением. Как раз – «красных».

Причём – лучших! Я лично, своими руками указал на лучших своих офицеров и лучшие десятки и сотни. А ты попробуй соврать архимагу! Я тогда просто пошутил, а до сих пор всего от фантомных болей корёжит. А за ложь он… Что он со мной сделает – не хочу знать! Не желаю!

Вот так мы и остались стройбатовской «Усмешкой Смерти», а Красный особый полк смертников – занялся своими, особыми, красными обязанностями. Учебными.

Полк имел особую структуру. В нём мои «смертники» были «постоянным составом», и был – «переменный состав». Маршевые сотни входили в Красный Полк, и Крапива – Красный Комбат их драл, как сидоровых коз. Пока «мясо» не усваивало необходимый минимум боевых навыков до неосознанного их воспроизведения. После этого «мясо» отваливалось в полноценный полк со своим номером, Крапиве в Красный Полк давали новое «мясо» и день сурка запускался заново. Учебно-боевой конвейер Смерти.

А мы копали рвы и насыпали валы. Да строили мосты-плотины через реки и овраги. Война уже давно шла западнее нас, «Красное мясо», подученное нами, уже начало погибать в тех боях, а мы всё ещё рыли рвы да отсыпали отвалы. Рыли да отсыпали. Благодать! Ха-ха!

Но в этот раз мы застряли надолго. Вышли мы к крупному городу на берегу довольно полноводной реки под названием Перст. Палец то есть. Только вот местные, которых все именуют «змеями», как и наших противников – «волками», а Чижик презрительно «пшеками», называют город – Пешт. Чижик говорит, что это Змея подколодная ввела такую моду. Она же, ползучая, переименовала древние земли княжества