— Министр не виноват, господин. Она получила то, что просила. Только и всего. Она все время сохла по нему, рассказывала, какой он красавец и какой чудесный человек. Каждый раз вздыхала, произнося его имя. Зная ее, можно точно сказать, что она получила, что хотела, господин.

Далтон улыбнулся про себя.

— Она тебе нравилась, да, Несан?

— Ну, я толком не знаю, господин. Трудновато хорошо относиться к кому-то, кто тебя ненавидит. Со временем надоедает, знаете.

Далтон прекрасно понимал, как паренек на самом деле относится к этой девице. У него все чувства на лбу написаны.

— Понимаешь, Несан, дело в том, что эта девушка может внезапно пожелать учинить неприятности. Иногда девушки так поступают спустя некоторое время. Когда-нибудь ты сам с этим столкнешься. Будь осторожен, выполняя их пожелания, потому что иногда они потом могут заявить, что никогда ни о чем подобном не просили.

Паренек изумился.

— А я и не знал, господин! Спасибо за совет!

— Короче, как ты сказал, она получила лишь то, что просила. Силой ее никто не принуждал. Теперь же она, похоже, передумала и, вполне возможно, начнет вопить об изнасиловании. Почти как Клодина Уинтроп. Женщины, побывавшие с занимающими важные посты мужчинами, иногда так потом поступают, желая что-нибудь получить. Их обуревает жадность.

— Мастер Кэмпбелл, я уверен, что она не...

— Недавно мне нанес визит Ингер.

Несан позеленел.

— Она рассказала Ингеру?!

— Нет. Она лишь заявила, что больше не станет возить в поместье товар. Но Ингер — человек неглупый. Он полагает, что ему известна причина. И он хочет справедливости. Если он заставит эту девушку, Беату, выдвинуть обвинение, министр может незаслуженно оказаться объектом мерзких обвинений. — Далтон встал. — Ты знаешь эту девушку. Может возникнуть необходимость разобраться с ней, как с Клодиной Уинтроп. Она тебя знает. И позволит тебе приблизиться.

Несан стал зеленовато-пепельным.

— Мастер Кэмпбелл... господин, я...

— Ты что, Несан? Ты уже не хочешь заработать фамилию? Потерял интерес к работе гонца? Разонравилась новая форма?

— Нет, господин, дело не в этом.

— А в чем, Несан?

— Ни в чем, господин. Ну... как я уже сказал, она получила лишь то, что просила. И понимаю, что она не имеет права обвинять в чем-то министра, потому что он ничего плохого не сделал.

— Не больше права, чем было у Клодины.

Несан судорожно сглотнул.

— Нет, господин. Не больше.

Далтон уселся обратно.

— Я рад, что мы друг друга поняли. Я тебя позову, если она станет опасна. Будем надеяться, этого не произойдет. Кто знает, может, она и передумает выдвигать такие мерзкие обвинения. Может, кто-нибудь сумеет вбить ей в голову немного здравого смысла до того, как понадобится защищать министра от ее гнусных инсинуаций. Возможно, она даже придет к выводу, что работа у мясника не для нее, и отправится работать на какую-нибудь ферму. Или еще куда.

Далтон лениво жевал кончик ручки, провожая глазами Несана, аккуратно прикрывшего за собой дверь. И думал, что было бы любопытно посмотреть, как парнишка справится с задачей. Если у него ничего не выйдет, то Роули справится наверняка.

Но если Несан все сделает как надо, тогда все детали улягутся в нужную мозаику, одна к одной.

Сапоги мастера Спинка, вышагивавшего между скамьями, заложив руки за спину, ритмично выстукивали по полу. Слушатели все еще всхлипывали, оплакивая андорских женщин, переживая за то, что сделало с ними хакенское войско. Несан полагал, будто знает, что ему предстоит услышать на этом уроке, но ошибся.

Рассказ был куда ужаснее, чем он мог себе вообразить.

Он чувствовал, что лицо у него не уступает по цвету волосам. Мастер Спинк отлично заполнил пробелы в сексуальных познаниях Несана. Но это оказалось далеко не столь приятным, как он предполагал. То, о чем он всегда так сладостно мечтал, вызывало после рассказов мастера Спинка о тех андорских женщинах лишь отвращение.

Еще больше усугубляло положение то, что Несан сидел между двумя женщинами.

Зная, о чем будет урок, женщины попытались сесть кучкой с одной стороны комнаты, а мужчины — с другой. Обычно мастеру Спинку было безразлично, как они рассаживаются.

Но в этот раз он всех пересадил по-своему, поочередно, мужчина-женщина, мужчина-женщина. Он знал всех и каждого, знал, кто где живет и где работает. Он всех перемешал, сажая рядом малознакомых людей.

Он сделал это, чтобы усугубить испытываемую каждым неловкость, пока он рассказывал о каждой женщине и о том, что с ней проделывали. Он описывал все в мельчайших подробностях. Ошарашенная аудитория почти и не всхлипнула ни разу, все были слишком смущены, чтобы рискнуть привлечь к себе внимание.

Несан, например, и слыхом не слыхивал о том, что такое возможно между мужчиной и женщиной, а ведь он наслушался всякого от других поварят и гонцов.

Конечно, те люди — хакенские владыки, и они были далеко не добрыми и ласковыми.

Они хотели причинить тем андерским женщинам как можно больше боли. Хотели унизить их. Вот насколько отвратительными были хакенцы.

— Не сомневаюсь, что все вы тут думаете, — продолжал мастер Спинк, — «все это произошло очень давно. Много веков назад. То были хакенские владыки. Теперь мы стали лучше».

Сапоги мастера Спинка остановились перед Несаном.

— Ведь ты так думаешь, верно, Несан? Именно так думаешь, сидя тут в своей красивой форме? Ты считаешь, что вы лучше тех хакенских владык? Что хакенцы научились быть лучше?

— Нет, господин, — пролепетал Несан. — Мы не лучше.

Мастер Спинк, хмыкнув, двинулся дальше.

— Кто-нибудь из вас думает, что нынешние хакенцы расстались со своими отвратительными привычками? Вы считаете себя лучше, чем ваши пращуры?

Несан исподволь огляделся. Примерно половина слушателей нерешительно подняли руку.

— Ах вот как?! — взорвался мастер Спинк. — Вы считаете, что нынешние хакенцы стали лучше? Вы, наглая публика, считаете себя лучше?!

Руки быстренько опустились.

— Вы ничуть не лучше! Вы и по сей день придерживаетесь своих отвратительных привычек!

Он снова принялся вышагивать между скамьями, ритмично стуча каблуками сапог.

— Вы не лучше, — повторил он, но уже более спокойно. — Вы такие же.

Несан не помнил, чтобы учитель когда-либо был так расстроен. Казалось, он вот-вот расплачется.

— Клодина Уинтроп была всеми уважаемой и почтенной женщиной. Всю свою жизнь она трудилась во благо всех людей. И хакенцев, и андерцев. Одним из последних ее деяний был закон, отменяющий устаревшие порядки, чтобы отныне голодающие люди, большинство из которых — хакенцы, могли найти работу. Но перед смертью ей пришлось узнать, что вы ничем не отличаетесь от тех хакенских владык, что вы точно такие же.