По тротуару шла чернокожая толстуха в дредах и красном пуховике, несла в обеих руках ворох пакетов. Она остановилась, прислушалась и принялась кружиться, раскачивая пакетами. Потом помахала им и пошла дальше.

Гортензия глядела на Николаса и думала: «Какая он все-таки прелесть! Ну почему у него такой длиннющий нос?..»

— Заметано! — энергично воскликнула она, чтобы не расчувствоваться.

— Спасибо, принцесса! Завтра же этим займусь, достану тебе музыку.

Все при нем: хороший вкус, выдумка, профессиональный нюх. Но носище!..

Он разослал приглашения всем лондонским, миланским и нью-йоркским журналистам, стилистам и пресс-атташе, каждому приписал пару слов от руки. Анне Винтур, которая как раз обреталась в это время в Лондоне, написал так: «В знак особого почтения к величайшей законодательнице мод, олицетворению элегантности и безупречного стиля…» Если она и после такого расшаркивания не явится, решила Гортензия, не иначе окончательно вознеслась над бренной землей на высоту пятнадцатисантиметровой шпильки.

Филипп, конечно, придет. И финансист, с которым он ее познакомил. Финансист, кстати, обнаружил досадное пристрастие ходить за ней по пятам и названивать с творческими предложениями: «Милая Гортензия, а как вам такая мысль?..» Гортензия вежливо выслушивала и отправляла мысль в мусор. Он даже вызвался помочь с перевозкой оформления: возьмет напрокат грузовик, оденется в комбинезон, это же так забавно — поиграть в грузчика! «Кретин!» — бормотала Гортензия, одаривая его ослепительной улыбкой.

Жан Прыщавый тоже предлагал помочь, но она отказалась. Хотя лишняя пара рук ей бы не помешала. Она даже чуть было не согласилась, но вовремя опомнилась: не от такого же урода принимать помощь! Не хватало еще, чтобы ее видели в его обществе. Ей бы тогда пришлось пригласить его на коктейль, и что бы о ней подумали?

Она задумчиво посасывала кончики пальцев, исцарапанных гвоздями и иголками, с въевшимся клеем. Кто еще будет? От матери и Зоэ — ни слуху ни духу. Но они точно придут. Мама будет сама не своя от гордости, а Зоэ будет пыжиться и важничать направо и налево: это моя сестра, это моя сестра!

И Ширли придет. Она взяла у нее на пару дней грузовичок.

— Зачем он тебе? — спросила Гортензия.

— Объезжать скотобойни. Хочу приготовить ребятам кое-что чернушное. Наберу скелетов, костей, отходов, еще в кровище, пару бидонов промышленного желатина, в общем, всякой мерзости. Покажу им, из чего делаются их любимые полуфабрикаты. Если после этого их не стошнит, я умываю руки! Буду всю оставшуюся жизнь питаться наггетсами.

— Смотри не извози мне его!

— Не волнуйся, я все застелю клеенкой.

Гортензия протянула ей ключи, но не удержалась от гримасы:

— Только верни мне его вовремя, чистым и целым.

— Ладно!

Вид у Ширли был угрожающим и не сулил ничего доброго.

Когда Гортензия поинтересовалась, не знает ли она, где Гэри, та ответила, качнув связкой ключей: «Понятия не имею!»

Мисс Фарланд придет непременно. Покрасоваться. «Это я ее раскопала, — станет она хвастать, — если бы не я…» О своих заслугах она может говорить часами. Какое все-таки убожество! А эта ее манера красить губы в кроваво-красный цвет, тоже мне вампир! А уж худющая, как жердь! Анорексичка! Специально к открытию прошла курс ботокса, щеки у нее теперь, как филейная часть у младенца, — даже улыбается с трудом.

Еще она пригласила пару девчонок из колледжа, просто чтобы полюбоваться, как они пожелтеют от зависти. И преподавателей.

Ребят по квартире, кроме Жана Прыщавого. Он, конечно, смертельно обидится, но ей какое дело!

Так-так, вроде никого не забыла…

Не исключено, что Шарлотта Брэдсберри тоже явится — вынюхивать. И прекрасно. Напишет про нее разгромную статью — ей лишняя реклама.

А еще будет Агнесс Дейн! Николас знаком с ее молодым человеком и взял с него слово, что тот приведет свою подругу. А где Агнесс Дейн, там свора папарацци. «Надо только все-таки следить, чтобы она не слишком меня заслоняла, — соображала Гортензия. — Придется побороться, чтобы быть на снимках на первом плане…

Странно, что мама не позвонила сказать, во сколько они с Зоэ прибывают на вокзал Сент-Панкрас. Обычно она предупреждает».

— Как там у тебя с приглашениями? — обратилась Гортензия к Николасу.

— Всем отправил, почти все откликнулись.

— Не забудь, это мой вечер! Если явится какая-нибудь непрошеная стерва, гони ее в шею.

— Вас понял, принцесса. Пошли чего-нибудь пожуем? Есть хочу — сил нет.

— А можно тут все так оставить?

— В смысле?

— Ну, не разнесут тут мои витрины?

— Ты в своем уме?

— У меня дурное предчувствие.

— Ну конечно, у тебя тайных врагов, как у сицилийского барона. Спят и видят, как бы тебя зарезать.

— Мало ли, какой-нибудь завистник. Возьмет и обольет мои модели красной краской.

— Да ладно тебе! В магазине полно охранников, и потом, все заперто.

Гортензия неохотно последовала за ним.

— А то, может, остаться тут на ночь…

— Я тебя не узнаю. Ты что, боишься?

— Говорю тебе, у меня дурное предчувствие… Дай-ка на минутку мобильник, надо маме позвонить.

— А твой где?

— Я за свой плачу, а ты нет. У тебя же корпоративный.

— А если не дам?

— Тогда я тебе не раскрою всех тайн сексуальных различий между мужчиной и женщиной. Включая твое место в этой безжалостной игре на выживание.

Он протянул ей телефон.

Жозефина не знала, как ей быть.

Она не поедет в Лондон на открытие витрин.

Она нашла сюжет и не хотела его бросать.

Она разыскала черную тетрадку Юноши и внимательно ее перечитывала, делала пометки. Медленно впитывала его рассказ, чтобы сюжет расцвел сам собой, — как, бывает, ждешь, чтобы распустился красивый цветок, и бегаешь проверять каждое утро: мчишься в лес босиком, смотришь на бутон минуту-другую и отправляешься восвояси, думая — ну уж завтра точно… Роман вот-вот появится на свет. И как она может бросить его и уехать в Лондон?! Она боялась, что Кэри и его юный друг вдруг улетучатся, как те две тетки.

Каждый вечер она подолгу смотрела на телефон и понукала себя: надо позвонить, надо сказать… А сама тряслась от страха.

В этот вечер, накануне открытия, ровно в полночь, оттягивать объяснение было уже поздно. Она потянулась к телефону…

Ширли рассказывала, как много и упорно трудилась Гортензия над своими витринами.

И еще она сказала, что Гэри не придет, он поехал в Шотландию знакомиться с отцом и неизвестно, когда вернется.