Каждый человек – это замкнутое целое, строгое существо для себя, имеющее вполне определенный характер. Он – воля к жизни, как и все остальное в природе, но он хочет жизни особым образом.

То есть, у него есть свое собственное оригинальное движение. Его принцип заключается в следующем:

Pereat mundus, dum ego salvus sim!

Пусть погибнет мир, только бы я был цел!

У животных, как и у человека, эгоизм тесно связан с внутренним ядром и сущностью животного, более того, он фактически идентичен с ним.

Эгоизм по своей природе безграничен: Человек хочет любой ценой сохранить свое существование, хочет, чтобы оно было абсолютно свободным от боли, что также включает в себя все недостатки и лишения, хочет получить максимально возможную сумму благосостояния, хочет получить любое удовольствие, на которое он способен, да, возможно, даже стремится развить в себе новые способности к удовольствию.

Все, что противостоит стремлению его эгоизма, вызывает его недовольство, гнев и ненависть: он стремится уничтожить это как своего врага. Он может хотеть наслаждаться всем, иметь все; но поскольку это невозможно, он, по крайней мере, хочет все контролировать: «Все для меня, и ничего для других» – вот его девиз. Эгоизм колоссален: он возвышается над миром. Ибо если бы каждому человеку был предоставлен выбор между его собственным уничтожением и уничтожением всего остального мира, мне не нужно говорить, в какую сторону он повернется для подавляющего большинства людей.

Пока что мы придерживаемся лишь того, что человек абсолютно точно хочет сохранить свое существование.

Они жаждут настоящего объединения и слияния в единое существо, чтобы затем жить только в этом качестве, и это получает свою реализацию в том, что они производят, в чем живут унаследованные качества обоих, слитые и объединенные в одно существо.

(Мир как воля и представление. 611.)

То, что на свет появился именно этот ребенок, является истинной целью всего романа, даже если его участники об этом не подозревают.

Почему влюбленный с полной преданностью прижимается к глазам своей избранницы и готов ради нее на любые жертвы? Потому что это его бессмертная часть жаждет ее.

(ib. 640.)

Последнее предложение должно быть сформулировано более точно и звучать так: потому что он хочет сохранить себя в существовании, потому что он хочет быть бессмертным.

Эти отрывки ясны и чисты, и каждый из них несет на себе печать истины. Каждый человек имеет Existentia и Essentia от своих родителей. Они поддерживают свое существование через детей, которые, в свою очередь, будут поддерживать свое существование точно таким же образом.

Любовники – это предатели, которые втайне стремятся увековечить все тяготы и лишения, которые в противном случае привели бы к скорейшему концу, которому они хотят помешать, как раньше помешали их сверстники.

(Мир как воля и представление. II. 641.)

Нет никакой разницы между родителями и детьми. Они – одно и то же.

Это один и тот же характер, то есть одна и та же индивидуальная определенная воля, которая живет во всех потомках рода, от предка до нынешнего родоначальника.

(ib. 603.)

В превосходном, прекрасном отрывке: «Наследственность качеств» Шопенгауэр утверждает, что ребенок наследует от отца определенную волю, от матери – определенный интеллект. На основании тщательных и многочисленных наблюдений я вынужден модифицировать эту доктрину в том смысле, что ребенку передаются в основном волевые качества отца и матери, в то время как интеллектуальные способности передаются только от матери. Смесь зависит, главным образом, от состояния деторождения. Качества матери связываются (нейтрализуются) качествами отца и наоборот, другие ослабляются, третьи переходят в чистом виде к новому индивидууму. В этом можно быть уверенным: то, что было в родителях, живет в ребенке. Новое существо – это не новое, а омоложенное старое.

На низших уровнях животного царства смерть очень часто следует сразу после спаривания, что прекрасно раскрывает истинные отношения между родителями и детьми. У высших животных, и особенно у человека, эта связь более неясна, поскольку родители обычно живут дальше. Однако это снова становится ясно, если учесть, что 1) ребенок может появиться на свет только из яйцеклетки, которая является квинтэссенцией женской воли; 2) что эта яйцеклетка – ничто, если она не оплодотворена семенем, которое является квинтэссенцией мужской воли. Оплодотворение в целом дает зародышу, дремлющему в яйце, его истинное существование; энергия оплодотворения дает зародышу essentia, определенные качества воли, в соответствии с вышеуказанным правилом.

В Ведах умирающий человек отдает свои чувства и все свои способности по отдельности своему сыну, в котором они должны жить дальше. Истина заключается в том, что н дал их ему в момент зачатия. Жизнь человека, который больше не может породить ребенка, как говорят индейцы, это движение колеса, которое еще некоторое время вращается после того, как движущая сила покинула его.

Из этого следует, что центр тяжести человеческой жизни лежит в половом инстинкте.

Только он обеспечивает существование человека, которого он хочет прежде всего.

Если он не может этого получить, он почти всегда смиряется и довольствуется жизнью в той или иной форме. Таким образом, каждый день мы видим десятки людей, живущих в условиях, которые никак не соответствуют их характеру; но они хотят, с ненасытным желанием, прежде всего, существования, жизни, жизни, существования, и при этом они беспрестанно надеются, что эта жизнь однажды будет дана им в форме, которая им подходит, через борьбу или удачу.

По этой причине ни один человек не уделяет больше внимания одному делу, чем деторождению, и ни для выполнения какого другого дела он не концентрирует и не сосредотачивает интенсивность своей воли таким поразительным образом, как в акте деторождения. Как будто его энергия утроилась или даже увеличилась в десять раз. Неудивительно! В конце концов, речь идет о продолжении его бытия, на время, на время жизни следующего поколения, но через это на неопределенно долгое время. Поскольку выражение силы в сексуальной любви настолько мощное, считалось, что в деторождении активен не отдельный человек, а весь вид. Сила последнего как бы временно овладевает личностью, наполняет ее буйными чувствами и почти разрывает слабый сосуд. Но это не так. Чудес не бывает! Просто посмотрите на человека, находящегося в состоянии наивысшего гнева. Его сила увеличивается в десять раз. Он поднимает грузы, которые не может сдвинуть в спокойном состоянии. Может быть, дух рода также сошел на него чудесным образом в его гневе? Д-р Шрадер, директор Н. Ö. Landesirrenanstalt, недавно провел в Вене выставку таких предметов, над которыми его бедные душевнобольные пациенты работали в приступах безумия. Можно было увидеть железные прутья толщиной в дюйм, которые были криво согнуты, дверные петли и зажимы, вырванные из стен, металлическую посуду и сосуды, которые были надкушены и расплющены, и, среди прочего, чашку из бессемеровской стали, разорванную на шесть частей. Возможно, это был дух вида, который действовал в таком неистовстве, или даже единая безраздельная воля, которая производила здесь свою «бесконечную» силу? К сожалению, это слово слишком верно:

Человек не понимает язык природы, потому что он слишком прост.

Спаривание – единственное средство поддержания жизни. Гениталии являются центром объективированного полового влечения.

(Мир как воля и представление. I. 390.)

Сексуальный инстинкт является ядром воли к жизни и, таким образом, сосредоточением всей воли.

(ib. II. 586.)

Половой инстинкт – это наиболее совершенное выражение воли к жизни, ее наиболее четко выраженный тип.

(ib. 587.)

Если бы воля к жизни представляла себя только как инстинкт самосохранения, то это было бы лишь утверждением индивидуального облика на время его естественной продолжительности. – С другой стороны, поскольку воля хочет жизни par excellence и навсегда, она проявляет себя одновременно с половым инстинктом, который нацелен на бесконечную череду поколений.

(Мир как воля и представление. II. 649.)

Если смотреть с вершины моей философии, то утверждение воли к жизни концентрируется